Лорнет герцогини де Рошфор

Ну да, своей семьи у Алевтины никогда не было, и она питалась крошками чужих страстей… До сих пор так делает.

– Ну вот, – продолжила Алевтина, – мать твоя, конечно, в долгу не осталась, высказала ему в ответ много всего. И что никчемный он мужик, и что никакого от него проку ни в семейной жизни, ни в постели, и что терпит его только ради дочки… то есть ради тебя.

Ну да, точно – через стакан слушала, иначе не разобрала бы такие детали!

– Тут он, видно, уже не выдержал, выкрикнул что-то уж совсем несообразное… а после этого шум послышался, что-то вроде упало, вскрикнул кто-то, и наступила тишина…

Алевтина замолчала, и в ее комнате тоже наступила тишина. Но я снова обратилась к ней:

– А потом? Что потом было?

– Потом… потом я сидела вот здесь же и думала – что у них там стряслось? Такой скандал был – и вдруг тишина… не случилось ли чего худого?

Подождала еще немножко и выглянула на лестницу.

И тут как раз дверь вашей квартиры приоткрылась и выбралась оттуда Валентина. Выползла, встать не могла…

Алевтина смотрела прямо перед собой расширенными глазами – должно быть, снова увидела ту картину.

– Вся в крови, едва дышит, глаза вытаращены… кое-как выговорила – вызови милицию и «Скорую»! Ну, я-то уж и сама, конечно, догадалась, что вызывать нужно.

Позвонила, уж не помню, куда сначала…

«Скорая» раньше приехала.

Мать твою кое-как перевязали и на носилках унесли – у нее шея была сильно порезана, чуть не истекла кровью.

– А отец?

– А отец твой к тому времени уже умер, – вздохнула Алевтина Ивановна, – у него тоже горло было располосовано, и нож в руке, весь в крови.

И квартира, считай, вся в крови, все вокруг в крови, прямо как на бойне…

Алевтина ненадолго замолчала, глядя прямо перед собой – должно быть, явственно увидела ту страшную картину.

Потом очнулась и продолжила:

– Тут и милиция подоспела. Трое или четверо их было, прибежали, следы осмотрели, спрашивают меня – как да что да кто еще в квартире находится.

Тут я им и сказала, что в квартире девочка – ты то есть.

Один из них в твою комнату зашел, завернул тебя в одеяло, чтобы ты ничего не увидела, и ко мне принес…

Спросил меня, кто еще у девочки – у тебя – есть. Я ему ответила, что есть родная бабушка, только она сейчас у сестры, точного адреса не знаю, а телефона там нет.

Так что до утра осталась ты у меня, а утром уже приехала Марья Михайловна…

Я представила, что увидела тем утром моя бабушка… представила, что она узнала…

Залитая кровью квартира.

Хорошо, что мертвого сына уже увезли… то есть что уж тут хорошего!..

– Вот что я тебе скажу, – продолжила Алевтина после паузы, – вся беда в том, что отец твой был тихий, воспитанный. Другой бы на его месте сразу жену поколотил, все бы ей высказал, пар бы выпустил – глядишь, ничего бы и не случилось, жили бы дальше. А он все внутри себя копил, пока не взорвался… Это как суп – если крышку вовремя не снять, он ее сорвет и на плиту убежит. А если без крышки, так будет кипеть потихоньку, и ничего страшного…

Она еще немного помолчала.

– Ну вот, остальное ты уже знаешь. Валентина – мать твоя – в больнице почти месяц пролежала, еле ее с того света вытащили, и на всю жизнь шрам остался, и шея кривая. И вернулась она в эту же квартиру – а куда еще ей было деваться?

И так они со свекровью в одной квартире остались… а уж как они после этого жили, ты меня не спрашивай. Сама можешь представить. Только Марья Михайловна ей вовсе житья не давала, что ни день – страшные ссоры.

Жить им вместе было никак невозможно, так что Валентина сразу стала обмен искать, и вскоре ей однокомнатная подвернулась. Очень, кстати, удачная. Ну, вы туда и переехали…

– А что милиция? Расследовали они это дело?

– Да что там расследовать? Все и так сразу было ясно. Поссорились твои родители, отец приревновал Валентину и ударил ее ножом, а потом осознал, что сотворил, и самого себя порешил.

То ли тюрьмы испугался, то ли подумал, что не сможет жить с такой ужасной тяжестью на совести. Ведь он думал, что убил свою жену, мать своего ребенка… так что дело это закрыли за смертью единственного подозреваемого…

Алевтина замолчала, на этот раз окончательно.

А я переваривала ее рассказ.

Кое-что в нем не складывалось.

Во-первых, в него никак не вписывалось мое смутное воспоминание о той страшной ночи – не вписывался человек, который вошел в мою комнату…

Человек, чье имя я узнала только сейчас.

Артур Семибратов.

Может быть, этот человек мне просто приснился, привиделся? Да и вспомнила я его совсем недавно, и то смутно. Так, может, это кажущееся, ложное воспоминание? Может, я выдумала этого человека, вытащила из подсознания?

Но был еще один момент, который я точно не придумала, который прозвучал в рассказе Алевтины.

«Валентина, вся в крови, выползла из дверей квартиры… встать она не могла».

Но если мать не могла встать, как она смогла открыть дверь квартиры?

Ведь отец, придя домой, наверняка запер входную дверь, прежде чем устроить скандал с женой, который так трагически закончился… Да кто же двери-то не запирает, чай, не в лесу живем! Да у нас и в комнатах замки были…

Значит, дверь в квартиру была открыта.