Спросил покорно, потому что карты есть карты. Клуб есть клуб. А Тлин есть Тлин — он любит издавать приказы с выговорами.
Поздно ночью Лорс писал Эле:
«Ты помнишь, Эля, как я однажды угостил тебя в «Водопаде» настоящим кофе по-прибалтийски? Чашечка из тонкого фарфора. Поверх горячего напитка — пленка ледяных сливок, налитых с ложечки. За глотком холодных сливок сразу вливается в тебя горькая горячая влага…
…Грубый граненый стакан из мутного стекла. В нем желтенький, едва сладкий чай. Каменистые сухари. Только и радости что чай — из самовара. Так проходят у нас занятия по бонтону. Дарья Петровна старательно записывает все в книжечку. Ватуши на втором же занятии уже начал привставать перед дамой и радостно хлопнул Зинаиду Арсеньевну по плечу: «Не трехай, мамаша, эта музыка мне дается легко!»
И вся эта затея стоила мне всего-навсего строгого выговора».
Зачем бригадиру плясать вприсядку?
— Ты знаешь, что у меня полный контакт с машинисткой культотдела Нюсей? — спросил Петя Лорса таинственно.
— Только с ней? — удивился Лорс.
— Ну хватит. Она мне шепнула, что звонили из города: хотят дать тебе и Володе какие-то грамотки.
— За что?! — не поверил Лорс.
— Передовики! Оказывается, мы чуть ли не больше всех Домов культуры сделали выездов во время жатвы…
Лорс воспрянул духом. Так ничтожно мало сделано в клубе — и то заметили в городе, поощряют!
— Я уезжаю на три дня в пансионат, — объявил Тлин. — Буду писать статью о первом опыте организации социологических исследований в сфере культпросветработы. Проведите плановый вечер передовиков. Но чтобы на уровне! Вы увлеклись одной интеллигенцией. Мы забываем о тех, кто кормит нас, ничего не производящих интеллигентов: вас, его, меня.
Тлин ткнул пальцем в тощую грудь себя, потом в грудь Лорса, Вадуда…
Лорс тотчас начал мучиться совестью: он со стыдом почувствовал себя на земле сущим дармоедом. Вадуд же приосанился и покраснел от гордости: приятно, что ты интеллигент.
…Зал сверкал и был наряден, как никогда. Сельпо открыло в фойе богатый буфет. Здесь сиял начищенный до блеска клубный самовар. Внес его на своих могучих руках Ватуши, и он же имел поручение раздуть в самоваре угли.
Это был вечер «местного значения»: только передовики колхозов и предприятий села Предгорного; из «чужих» персонально пригласили Ивана Матвеевича. Его бригада собрала в минувший сезон опять высокий урожай. Бригадир здоровался со всеми кружковцами за руку как старый знакомый. Любитель чая, он обрадовался самовару.
— Пришлю-ка я вам, ребята, мешок муки! — сказал он Лорсу. — От нашей бригады, за концерты. Напечете из нее хлеба и наделаете себе городских сухарей. За самоваром-то репетиции веселее пойдут…
Народу еще было мало, и Иван Матвеевич засел за самовар. Пробегая мимо фойе, Лорс заметил сквозь стекло, что с бригадиром сидит высокий сухощавый горец с усиками. Да это же, кажется, Али Салманов — дядя Муртаза…
— Чабанский «профессор», — сказал о нем кто-то с уважением в голосе. — Всегда для своей отары лучшие выпаса находит!
Лорсу стало совестно. И от пожара спасал он Салманова, и барана потом у него на новоселье съели, и не знал Лорс, что Али — такая знаменитость.
А вон Дарья Петровна в кругу девушек, рядом с Азой. Орден на груди! Вот так кулинария…
Мелькали везде алые пионерские галстуки — это пришли маленькие школьники во главе с Гошкой поздравить передовиков. После чаепития Иван Матвеевич пустился в пляс с Дарьей Петровной. Всем понравилось, как лихо пляшет бригадир.
«Но почему нигде не мелькают красные повязки дежурных?» — встревожился директор.
— Я же приказал: самых старательных ребят и девушек — дежурными! — гневно зашипел Лорс на Вадуда. — Чтобы встречали гостей, поухаживали за ними!
— Я вам только что хотел доложить: ни один не хочет! Говорят — не можем. А почему, не объясняют. Самые лучшие стали сегодня самые худшие!
— Собери-ка их быстро в репетиционную…
Ребята и девушки стояли перед директором, смущенно перешептывались. И это цвет клубного актива!
— Да что с вами стряслось? — нетерпеливо глянул Лорс на часы. — Вы забыли, кто сегодня будет сидеть на сцене? Ни уважения у вас к таким людям… ни совести!
— При чем тут совесть… — забасил Ватуши. — Давай повязку! Хочешь, даже в парке буду дежурить, Вадуд всегда меня туда сует. И зачем я такой здоровый уродился?
Ватуши взял повязку. Потоптавшись, нерешительно вытянул из кармана кусочек белого картона, подал его Лорсу:
— А насчет вот этой бумажки сам тогда объясняй начальникам… Не люблю я дисциплину нарушать!
Это был пригласительный билет. Надпись по диагонали обозначала, что место Ватуши в… президиуме!
— Чего же ты молчал? — удивился Вадуд, недоверчиво разглядывая билет. — Ты что, тоже передовик, что ли?
— А что, кричать надо: я передовик! — закричала Клава и оглянулась на других, вытаскивая свой билет. — У-у, лицемеры несчастные! И я с вами такая сделалась!