Читаем Лось на диване, верветка на печи полностью

«Помогаешь» животным линять, снимаешь во время линьки с них вылинявшую шерсть. Все вольеры, как ни пройдешь весной по зоопарку, в комочках, клочках шерсти.

Тополиный пух, шерсть — все кругом летит. Вероника перед стиркой карманы в наших куртках проверит, а там шерсти!

Косуля-робинзон

Поля и убегающий луч. Поля, ненадолго освещенные закатным солнцем. Когда луч отодвинулся уже от тебя и бежит, бежит, бежит, и огромная тень накатила на поле очень быстро.

Поля с кротовьими бугорками и холмами. С дырками на земле от путей полевых мышей, с узорами от их зимних подземных переходов.

Ходили с Вероникой весной вдоль реки Великой, небо было огромное и синее. Замерев, верещали в небе жаворонки. Тропинка над речкой петляла, шла извилисто.

В полях молодая трава пробивалась. Многие поля были выжжены, но трава постепенно пробивалась.

Под ногами потрескивал лишайник. По нему приятно идти, чувствуя под подошвами потрескивание.

Блики солнца уносились водой, лучи солнца отражались в реке и разносились очень быстрым течением, но не прогревали тогда еще воду, не пробивались настолько в глубину.

Слышно было, как у рыбаков на спиннинге перематывается катушка. Лодки с рыбаками встречались бортами, разъезжались.

Старая железнодорожная насыпь-узкоколейка возвышается недалеко от нашего дома над полями и соединяет своим невидимым поездом деревни и сады. Там все шпалы и рельсы заросли. И мы часто по насыпи гуляем.

На насыпи быстрее всего тает весной снег. На насыпи быстрее всего весной расцветают верба, ольха, ива. Стволы тонкие, ты идешь и деревья раздвигаешь.



Если холм возле озера, на вершине всегда обязательно кострище. Постоишь и посмотришь на простор. С высокого холма очень часто виден полет ястреба.

В безветренных лесах мы садились у оснований нагретых солнцем сосен. И у нагретых берез.

Неожиданно почувствуешь: река где-то рядом, но ее пока не видно. Увидишь аиста и невольно потянешься к нему.

В зоопарке каждый занят уборкой, уборкой, а на прогулках мы вместе. И без этих прогулок, без наших общих прогулок с Вероникой и Андреем моя жизнь здесь была бы неполной.

Веронику укусила недавно гадюка за сапог. Капельку яда было видно. Вероника стерла капельку яда с сапога комочком сухого мха, и мы опять пошли бродить по холмам, подниматься на них и потом спускаться.

А во время огромных разливов, когда вода заливает участок, лебеди, гуси в воде плещутся, утки подбегают к воде и плещутся и воробьи подлетают к маленьким лужам и купаются, нерадостно только косуле Даниилу.

Его вольер весной сильно подтапливает, и, пока вода не спадет и не уйдет, он, окруженный подступившей водою, не сдается, живет на «островке». Жмется на пятачке своей суши. Лень мочить копыта. Вода понемногу отступает, и родные владения к косуле возвращаются.


Глава пятая

Мели, Емеля, твоя неделя. Записки об обезьяне на печи

Мы стоим с прислоненными ладонями

Ляля, наша обезьяна-верветка, живет зимой на печке. Летом — на улице, а зимой — на печке (хотя у нас и калориферы современные, и лампы люминесцентные, и ультрафиолетовые, и согревающие — все есть).

Просто печка (а вы, наверно, не пробовали) — настоящее тепло. Потрескивающее, и иногда даже с искрами и тягой.

Любая печка — это всегда первым делом гудение и тяга, когда огонь уже разгорится, это дух смолистый.

Любая печка — это растопка. В растопку добавляешь газеты. Дрова везешь на санках.

Наши местные деревенские жители называют газету с незатейливыми окрестными новостями «брехунок».

И перед тем как закинуть его в печку, «брехунок» еще раз перечитаешь и ладонью разгладишь (если газетный лист мятый), хотя уж тысячу раз и разглаживал, читал.

Печки как разинутые пасти драконов с высунутыми языками огня. Тоже «постояльцы» зоопарка. Мы кормим их и топим (топим печки, а дровами кормим «драконов»).

На перерасход березовых или ольховых дров ворчит зимой Андрей. Когда исчезают дрова. Осенью дрова привезли, а к окончанию зимы или началу весны они уже исчезли.

Снег под ногами поскрипывает, во время снегопада кружится (и павлин белый в вольере зимой тоже кружится).

Зайдешь в помещение, и к растопленной печке захочется прижаться.

Мы заходим и прислоняем к кирпичной кладке на печке свои ладони и стоим с прислоненными ладонями. Сушим варежки. Ляля-верветка на нас смотрит. И свешивается с натопленной печки ее хвост.

Сырой лучок и яичко, ломоть хлеба

Ляля смотрит в окно на белый снег и время от времени переворачивается на печке блаженно с боку на бок. Потягивается и нежится.

Ногу вытянет и перебирает сантиметр за сантиметром на ней шерсть тоненькими аккуратненькими пальцами. Переберет на одной ноге и на другой, потом возьмется за хвост. У Ляли красивый длинный хвост, и она перебирает его в руках, как телеграмму.

Перейти на страницу:

Все книги серии Время – юность!

Улыбка химеры
Улыбка химеры

Действие романа Ольги Фикс разворачивается в стране победившего коммунизма. Повсеместно искоренены голод, холод и нищета. Забыты войны, теракты и революции. Все люди получили равные права и мирно трудятся на благо общества. Дети воспитываются в интернатах. Герои книги – ученики старших классов. Ребятам претит постоянная жизнь за забором и под присмотром. При всяком удобном случае они сбегают за ограду в поисках приключений. Что за странные сооружения, огороженные колючей проволокой, выросли вдали за холмами? Зачем там охрана и вышка с таинственными, качающимися из стороны в сторону «усами»? Что за таинственная болезнь приковывает их друзей на долгие месяцы к больничной койке? В поисках ответов на свои вопросы герои вступают в неравную борьбу с системой, отстаивая право каждого быть самим собой.

Ольга Владимировна Фикс , Татьяна Юрьевна Степанова

Детективы / Социально-психологическая фантастика
Темное дитя
Темное дитя

Когда Соня, современная московская девушка, открыла дверь завещанной ей квартиры в Иерусалиме, она и не подозревала о том, что ее ждет. Странные птичьи следы на полу, внезапно гаснущий свет и звучащий в темноте смех. Маленькая девочка, два года прожившая здесь одна без воды и еды, утверждающая, что она Сонина сестра. К счастью, у Сони достаточно здравого смысла, чтобы принять все как есть. Ей некогда задаваться лишними вопросами. У нее есть дела поважнее: искать работу, учить язык, приспосабливаться к новым условиям. К тому же у нее никогда не было сестры!Роман о сводных сестрах, одна из которых наполовину человек, а наполовину бесенок. Об эмиграции и постепенном привыкании к чужой стране, климату, языку, культуре. Об Иерусалиме, городе, не похожем ни на какой другой. О взрослении, которое у одних людей наступает поздно, а у других слишком рано.

Ольга Владимировна Фикс

Современная русская и зарубежная проза
Грабли сансары
Грабли сансары

Ранняя беременность может проходить идеально, но без последствий не остается никогда. Кто-то благодаря этой ошибке молодости стремительно взрослеет, кто-то навсегда застывает в детстве. Новая повесть Андрея Жвалевского и Евгении Пастернак состоит из двух частей. Они очень отличаются по настроению. И если после первой части («Сорок с половиной недель») вы почувствуете грусть и безысходность, не отчаивайтесь: вторая часть добавит вам оптимизма. Тест-читатели по-разному оценивали «Грабли сансары», но фразу «не мог оторваться» повторяли почти все. Процитируем один отклик, очень важный для авторов: «Не могу написать сухую рецензию. Слишком много личного. Никудышный я тест-читатель на этот раз… Но вам огромное спасибо. Вместе обе части получились такими глубокими и близкими. Я учусь выходить из круга сансары. Спасибо».

Андрей Валентинович Жвалевский , Евгения Борисовна Пастернак

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука