Лось на диване, верветка на печи

Мартын и интернет

Попугай может скинуть телефонную трубку с телефона и внимательно слушать короткие, длинные гудки.

Рысь может ногой наступить на мобильный телефон. Раздается звонок, айфон на нажатие среагирует, и слышишь, как рысь принюхивается к твоему голосу из трубки, как ушами, а то и усами шевелит. Все кнопки на телевизионных пультах у нас съедены.

Мартын, одна из наших обезьянок-верветок, он жил у нас тоже в детстве дома, любил, когда мы вечером собирались у планшетов (а мы вечером собирались у планшетов).

Мартын на экран смотрел. Его завораживал планшет. Картинки перед ним на экране планшета менялись и мелькали.

«Бдью-бдью-бдью» и чувство юмора Чака

Чак сорвет с большущего окна занавеску и, как чайка на занавесе знаменитого МХАТа, пролетит.

Он танцует, а какаду вообще очень многие танцуют. И смеется. У него есть, как Чак это сам себе представляет, наверно, чувство юмора. И иногда оно совпадает даже с нашим. И тогда мы смеемся вместе. Но чаще Чак хохочет один (а нам и не смешно).

Еще один наш серый жако просидел много лет на птичьем рынке и наслушался там всего. И теперь он пронзительно кричит и еще свистит, как дети изображают «бдью-бдью-бдью» полет снаряда. И мы живем под звуки артподготовки.

Метель за окном, а у нас по дому гуляют, летают попугаи.

Как на белых полотнищах кино

Свет вечером падает летом на траву. Окно посреди подступившей темноты как огромный сгусток света.

Звери и птицы из дальних и из близлежащих вольеров наблюдают за свечением от наших планшетов, за нашим мельтешением.

Как в парках было раньше кино на деревянных летних эстрадах, на растянутых белых полотнищах. Освещенные окна обычно ведь всех всегда притягивают.

А распахнешь окна наружу, услышишь крик совы. Или просто услышишь тишину, прерываемую осенью очень часто назойливым жужжанием (да еще и с навязчивым постукиванием!).

Шершни осенью к освещенным и наполненным жизнью вечерним окнам так и льнут.

Открыл форточку, сплюнул в ладонь косточку

Дом увит у нас диким и также плодовым виноградом, обвешан старинными керосиновыми лампами.

В переплетениях виноградных лиан с весны гнездятся птицы. Когда ветрено, виноградные листья шевелятся. Виноград разрастется, и Андрей стрижет ему «челку».

Осенью листва опадает, и весь дом опоясан канатами лиан. Канатами, сухожилиями лиан.

В непогоду ветер качает корабельную оснастку лиан по периметру всего нашего дома.

Виноград или вишня поспели возле дома — открыл форточку, дотянулся до ветки, сорвал. Съел ягоду, сплюнул в ладонь косточку.

Из окон тянутся наружу за ягодкой нетерпеливые руки, раздвигая заросшие зеленые шторы из лиан.

«Это яблоки у вас растут на деревьях или куры?»

Из-за рысей, лежащих на наших подоконниках, границы между домом и основной территорией зоопарка условны или стерты.

Сколько раз заходили домой к нам посетители! А мы сидим тут и косточки выплевываем.

Куры забираются на деревья возле нашего дома ночевать. Освещенные солнцем закатным, они светятся.

— Это яблоки у вас растут на деревьях или куры?

И мы отвечаем, одной рукой срывая холодное вечернее яблоко, а другой раздвигая расположившихся на яблоне на ночевку кур:

— И то, и то…

Про витамины сквозь прищур

Когда тепло устоится и окрепнет, мы попугаев выносим на прогулку. Развешиваем попугайные клетки у стены. Чтобы не было сквозняка. Чтобы попадала тень от лиан ожившего уже весной винограда.

Один глаз у попугаев сощурен в наслаждении, а другой наблюдает за источником долгожданного витамина D — за солнцем.

Горшки с перезимовавшими у нас в коридоре цветами выносятся на улицу и ставятся на разогретые солнцем скамейки и подставки.

К стенам дома, как к освободившимся лежанкам и шезлонгам на пляже, жмутся весной бабочки.

Зоопарковские звери и птицы, кто еще в утепленных помещениях, принюхиваются к бодрящему весеннему воздуху. Помещения уже с ранней весны у нас везде проветриваются.

Поначалу двери мы совсем ненадолго открываем, но с каждым днем подольше и пошире.

Звери смотрят на лучи, пока еще осторожно ощупывающие пол.

Солнечные лучи из-за приоткрытой двери в вольере смелеют, проникают, просовываются, разбегаются по стенам. И ищут: кого бы осветить?

Снег отступает, и лед отбиваем на тенистых тропинках вдоль вольеров. Замерзшие лужи под ногами раскалываются ледяной узорной паутиной.

Пластами съезжает с крыш вольеров снег. Лопатой сбиваем его, скатываются с крыши тяжелые лавины.

И именно перезимовав, и именно в деревне перезимовав, можно по-настоящему почувствовать наступившую оттепель, таяние надоевшего уже снега и весну.

По снегу, искрящемуся на весеннем раннем солнце, несешь гусиное теплое яйцо. Яйцо шероховатое, белое, снег на улице тоже еще белый.

И это не просто гусиное яйцо, а яйцо нильского гуся — с берегов Нила, где рождается солнце.

Шел, шел по расчищенной дорожке, снег съехал, и перед тобой гора снега. И кажется, что пахнет сейчас только снегом, одним снегом, ноздреватым и с кусками подтаявшей земли.

Лебеди плюхаются на воду. Их лапы движутся, как будто колеса в катамаране, истосковались за зиму по глубине и по плотности воды, отталкиваются с наслаждением под водой.