Лошадь. Биография нашего благородного спутника

В ходе исследований Лагос и Барсена зафиксировали поведение пары кобыл, принадлежавших к одному из косяков и очень привязанных друг к другу; они часто паслись на некотором отдалении от всего табуна. В брачную пору обе дамы совместно посетили чужого жеребца. Лагос видела, как одна из них соединялась с жеребцом другого косяка, а не ее собственного. Потом обе возвратились в свой косяк. Когда в пору пришла вторая кобыла, парочка опять оставила свой косяк вместе с жеребцом и отправилась на случку с другим конем. После чего опять же обе возвратились обратно. Такое поведение не было аномальным, она видела, как то же самое повторилось на следующий год. «Они предпочитают свою территорию, и притом жеребца из другой группы», – объяснила мне Лагос.

Исследователи Катерина Гаупт и Рональд Кейпер, изучавшие поведение ряда табунов, в том числе на острове Ассатиг возле североамериканского атлантического побережья, также отмечали, что «жеребцы не были ни доминантными, ни самыми агрессивными животными… и подчинялись некоторым кобылам».[29]

Я подозреваю, что миф о доминантности жеребцов просуществовал так долго благодаря тому, что их поведение куда более театрально. Они пыжатся, фыркают, ржут и визжат, а если доходит до настоящей драки, становятся на дыбы и проявляют прочие признаки воинственности. Кобылы, напротив, смиренно щиплют травку, выкармливают жеребят и не отличаются резким нравом.

Британская исследовательница Дебора Гудвин предполагает, что представление о доминировании жеребца может восходить к иерархической структуре нашей культуры.[30] Она считает, что именно собственная концентрация на доминировании заставляет нас зашоренными глазами взирать на взаимоотношения лошадей.

«Фактор шор» может быть причиной того, что нам часто не удается заметить гибкость природного поведения коней. Традиционно мы представляем себе наши отношения не в виде партнерства, а антропоцентрично, то есть считаем, что властны над лошадьми, а они нам подчиняются. Таково наше восприятие естественной природы вещей. На этом история якобы заканчивается, но мы невнимательны, а потому многое не понимаем. В частности, не учитывается тот факт, что общественная жизнь кобыл может быть довольно сложной. Одна кобыла может доминировать над второй, вторая над третьей – но третья, в свою очередь, над первой.

Более того, выходит, что кобылам не приходится вести жестокие схватки, чтобы добиться желаемого. Вместо этого они пользуются методикой терпения.

Например, Рэнсом полагает, что всего лишь около половины жеребят в изучавшихся им табунах рождалось от доминировавших в них жеребцов. Это открытие опровергает общепринятую точку зрения, утверждающую, что жеребцы часто убивают тех жеребят, чьими родителями не являются.[31] Я была удивлена.

«То есть кобылы “ходят налево”, когда никто этого не видит?» – спросила я.

Он ответил мне, рассказав историю кобылки по прозванию Высокий Хвост, невзрачной и невысокой лошадки с проваленной спиной и некрасивой шкурой. Мы наблюдали за ней у подножия гор Прайор, со стороны штата Вайоминг. Свое прозвище Высокий Хвост она получила из-за того, что репица хвоста находилась на ее крупе несколько выше положенного. Высокий Хвост, стареющая буланая лошадь с широкой и непрерывной черной полосой по спине, имела на холке и на нижней части передних ног полосы, как у зебры. За исключением этих очевидных отметин, Высокий Хвост ничем не отличалась от обыкновенной кобылы, пасущейся на поле фермы. Не зная повести ее жизни, можно было принять ее за пони или отставную пахотную лошадь. Дни славы и блеска в ее жизни давно миновали, и вы, пожалуй, не удостоили бы ее вторым взглядом.

Тем не менее собранные Рэнсомом материалы свидетельствовали, что у этой кобылы за ее долгую жизнь было несколько долгих связей с жеребцами. Она чувствовала глубокую привязанность, во всяком случае к одному из них, приятелю ее молодости. Высокий Хвост, безусловно, не обладала такой физической силой, как жеребцы вроде Дюка или Текумсе, однако в изобилии была наделена жизненной силой. Она использовала свои шансы.

Живущие на воле лошади всегда себе на уме. Филлис Притор говорила мне: «Они думают как-то иначе, чем мы. Это все, что я могу сказать. Они думают по-другому».

Если мустанги в целом «думают по-другому», не так, как домашние кони, то Высокий Хвост явно думала не так, как прочие мустанги.

Многие из лошадей, населяющих горы Прайор, предпочитают проводить лето на пышных цветущих лугах, расположенных на сотни метров выше того места, где мы стояли, наблюдая за Высоким Хвостом. Эти горные луга, полные ароматных люпинов, сладких лютиков и прочих деликатесов, являются вошедшей в поговорки «землей, в которой течет молоко и мед»[32] для животных, вынужденных переживать непредсказуемые и суровые зимы Вайоминга.