…Тот Новый год она встретила в трамвае. Ехала и смотрела на тихо падающие снежинки, на совершенно безлюдные, как во СЃРЅРµ, улицы, и думала: что Р±С‹ такое загадать, когда часы на Спасской башне станут бить полночь, чтоб у СЃСѓРґСЊР±С‹ был хоть какой-то шанс исполнить ее желание. Не загадывать же, чтобы Комаров к ней вернулся…Она Р±С‹ сама вернулась в то время, когда он был СЂСЏРґРѕРј, она — глупа и счастлива, а на стене у нее еще не висела картина, на которой изображена повозка, а в ней — женщина. Повозка никуда не едет, потому что лошадь стоит на крыше РїРѕРІРѕР·ки и вместе с женщиной смотрит назад. Р' ту сторону, откуда они РєРѕРіРґР°-то приехали…Это было очень давно, в РґСЂСѓРіРѕР№ жизни. Р
Наталия Михайловна Терентьева , Наталия Терентьева
Современные любовные романы / Проза / Современная проза / Романы18+Наталия ТЕРЕНТЬЕВА
ЛОШАДЬ НА КРЫШЕ
НОТА ЛЯ
(Цикл рассказов)
Именем Адоная
Я ехала на репетицию к Одуванчику. Режиссера на самом деле звали Валера, и на одуванчик он совсем не был похож, скорее — на веселого породистого пса, недавно сбежавшего из дома. Но так назвал его Комаров. А это святое. По крайней мере — было, в те чудесные времена.
Итак, я ехала на репетицию, опаздывала и поймала машину.
Одуванчик репетировал на «Беговой», близко от моего дома, и поэтому я ловила машину по всякому поводу. Если, к примеру, шел дождь или жали туфли, была духота, дурное настроение, болел живот или мешали линзы. Или же просто, идя к троллейбусной остановке, я вдруг решала:
— Да не хочу я трястись в троллейбусе, а потом бежать, как савраска. За тридцать пять рублей — полторы пары дешевых колготок — комфорт и положительные эмоции.
Тридцать пять — это была моя такса. Полтинника мне было жалко, сорок без сдачи не найдешь, просто тридцать — очень уж мало… К тому же, слыша такую странную сумму, водители обычно не торговались, а начинали смеяться и выяснять — почему же именно тридцать пять.
Комфорт и эмоции были в том случае, если общение заканчивалось на обсуждении таксы и нестабильной московской погоды, и дальше водители не начинали приставать к пассажирке. Однако через какое-то время я сообразила, как на этом маршруте отваживать приставучих. Одуванчик снимал зал для репетиций в закрытом институте прямо напротив крематория при Боткинской больнице…
— Наверно, на свидание, такая красивая, — начинал разговор человек за рулем, косясь на мои черные гамаши и чудовищные каблуки.
— На работу, — мрачно отвечала я, подтягивая юбку к коленкам, а гамаши — к юбке.
— Где же вы работаете, если не секрет?
— Не секрет. Здесь прямо и налево. В морге.
— Простите? — вытаращивал глаза мой собеседник.
— В морге. А что тут такого?
— Гм… И вы там… значит…
И дальше было два варианта. Первый. Я отвечала сдержанно:
— Уборщица.
Если этого было достаточно, чтобы водитель прикусывал губу или доставал сигарету и с преувеличенным вниманием начинал смотреть на дорогу, больше не пытаясь ничего выяснить, я не продолжала. Но если вызывало облегченный вздох: «А-а-а, а я-то уж подумал…», то я небрежно объясняла:
— Правильно подумали. Потому что на самом деле я — патологоанатом. Вскрываю трупы.
После этого я окончательно теряла всякую привлекательность в глазах только что отчаянно кокетничавшего водителя.
Бывало, конечно, и это срывалось. Однажды молодой смуглолицый водитель и его приятель, сидевший впереди, наоборот, оживились и стали интересоваться подробностями.
— А можно нам посмотреть? — спросили они с таким жадным любопытством, что я услышала другое: «А можно мы тоже… поучаствуем?»
— М-м-можно, — ответила я, думая, под каким предлогом или вовсе без него мне бы поскорее выйти из машины, в которую я так опрометчиво вскочила, опаздывая на полчаса на репетицию.
— А как это сделать? — продолжали настаивать ребята.
— Позвоните мне, мы договоримся. Вот здесь, я приехала…
— А что сказать, если спросят, чего мы хотим?
В моем доме некому было спрашивать, чего от меня хотят разудалые глазастые мачо из близлежащих теплых стран, а также бесприютные иногородние студенты, строители-турки, не говорящие по-русски, или просто женатые москвичи.
— Скажите, что вы хотите посмотреть… э-э-э… эксгумацию трупа. Сдачи не надо!
Стойкие приставучие вместо денег просили телефон. Как-то раз, выслушав байку про патологоанатома, человек за рулем, как и положено, успокоился, а беря тридцать пять рублей, вдруг спросил:
— А телефончик?
— Так телефончик или деньги? — я впервые внимательно посмотрела на того, кто был за рулем. Надо же… Как приятно — и подработал, и с девушкой познакомился, не прогадав, в случае чего. Если девушка телефончик назовет ненастоящий…
— И то, и то, — спокойно кивнул он.
Я разозлилась. Хорошо. Дам ему настоящий телефон. Позвонит — ему же хуже.
Есть мужчины, которым нравится бег с препятствиями. Этот выждал паузу и позвонил. Говорить я с ним ни о чем не собиралась и так ему и сказала. Он позвонил снова. И снова.
— Вы, простите, случайно не Весы? — с ходу начал он в третий раз.
— Весы, — от неожиданности ответила я. — А собственно, вам-то что?
— А ваш любимый человек постарше вас, женат, брюнет с карими глазами и выше ростом…
— С темно-серыми, — не удержалась я, — и роста мы одинакового.
— Да-да, именно… Хотя, странно — у меня тут в компьютере…
— В компьютере? — У меня еще не было тогда компьютера, я о нем только мечтала, и все, связанное с ним, казалось мне почти чудом.
— Да, я на вас схемку сделал… Вы ведь вечером наверняка родились. Не знаете, случайно?
— Знаю. Полдвенадцатого…