Читаем Лошади моего сердца. Из воспоминаний коннозаводчика полностью

Как есть всегда враги у талантливых или преуспевающих людей, так есть враги и у таких лошадей. У Крепыша их было особенно много. Было трудно придраться к этой великой лошади, но стали говорить, что порода Кокетки случайная, неустойчивая. Это неверно. Правда, по словам Афанасьева, Кокетка, поступив в завод, долго не жеребилась, вследствие чего была продана по недорогой цене крестьянину. В этом нет ничего удивительного, среди тамбовских любителей лошадей было много крестьян, которые не стеснялись покупать рысистый материал даже по высокой цене. Однажды Афанасьев приехал на ярмарку и обратил внимание на резвого жеребенка, которого в примитивных дрожках показывали известному конноторговцу. Подойдя к владельцу жеребца, Афанасьев узнал в нем крестьянина, которому продал Кокетку. По словам нового хозяина Кокетки, это был уже второй ее жеребенок. Афанасьев решил купить обратно свою кобылу, что ему и удалось, за Кокетку он уплатил 150 рублей и сейчас же отправил ее к себе на хутор. Выслушав этот рассказ, я, однако, Ивана Григорьевича спросил, почему он все же счел нужным выкупить Кокетку. Он ответил: «Все резвое мне дала ее мать, Краля. Все они от Крали: Кардинал, Комета, Король, Кумушка – бежали и выигрывали». Первым приплодом Кокетки в заводе Афанасьева стал Крепыш.

Я знал Кокетку. Она была небольшого роста, не более трех вершков (примерно 155 см). Отличительными её чертами были исключительная глубина, круторебрость, утробистость и длина при превосходной верхней линии. У кобылы была типичная, но тяжелая и скорее малопородная голова. Несмотря на это, Кокетка выглядела хорошо. Я это особенно подчеркиваю, ибо единственный ее портрет, работы, кажется, фотографа из Самары, не дает о ней никакого представления. Эта была вполне правильная и весьма дельная кобыла. В ней не было этакого «ах!», которое присуще иным маткам; не было и той подчеркнутой породности, которая характеризовала ряд избранных кобыл нашего рысистого коннозаводства. Но у Кокетки был тип и много дела и достоинства. Наконец, в ней чувствовались железное здоровье и сила. Все это было наследием кого-то из предков – но кого? Если бы меня теперь спросили, какие линии или какие рысаки наложили свой отпечаток на тип Кокетки, то я бы не обинуясь ответил: Кролики. Судя по отзывам старых охотников, потомство Кролика не отличалось блеском, не имело изящества и преувеличенно утонченных форм, а было широко, костисто и почти всегда с характерными отметинами родоначальника: обе задние ноги по путо (иначе – бабка, нижняя часть лошадиной ноги до копыта) или выше белы.

Итак, я уверен, что Кокетка, мать феноменального Крепыша, была типичной кобылой Кроликова дома. Женская линия Кокетки исподволь накапливала силы и имена, словно готовилась к созданию Крепыша. Поражает исключительно большое число знаменитых лошадей, которые входят в ее родословную: Серьёзный, Степенный, Полкан, Визапур (белый), Визапур 3-й, Косатка, Кролик, Кролик-Казаркин, опять Кролик, Петушок, Похвальный и Прямая. Это цвет рысистого коннозаводства страны, рекордисты прошлого и великие двигатели орловской породы. Я считаю, что Крепыш отдельные характерные черты заимствовал от Полкана. Полкан был высок на ногах, голова большая с лобочком, и это стало родовым признаком большинства его потомков. Я сам видел эти головы в заводе Лотарева, и князь Леонид Дмитриевич, показывая мне таких кобыл, говорил: «Вот полкановские головы». К сожалению, я не спросил князя, видел ли он самого Полкана, но князь видел детей и внуков Полкана. Многие лошади рода Полкана имели спущенные зады, такой зад был и у деда Крепыша. Что было особенного в комбинации кровей, которая создала Крепыша? С моей точки зрения, основной фазой этой родословной является Галка. Отец Галки, Молодецкий, был сыном Победы и правнуком Самки! Когда я произношу или пишу имена, как Победа или Самка, мною овладевает такое волнение, что даже те крупицы таланта, которыми я наделен, покидают меня, и мое перо бессильно выразить все то, что я чувствую, думаю и знаю…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное