Лошади моего сердца. Из воспоминаний коннозаводчика

Исторический бег Крепыша и Прости – победительницей бега осталась метисная кобыла. Какие обстоятельства предшествовали проигрышу Крепыша? Весь летний сезон он бежал блестяще и много, преимущественно на длинные дистанции – четыре и четыре с половиной версты. После окончания сезона, уезжая в Крым, Шапшал получил уверение, что на Коннозаводской Выставке приз будет отдельно для орловских и отдельно для метисных лошадей. Так как ни одна орловская лошадь не могла соперничать с Крепышом, то Шапшал назначил отдых и легкую работу, будучи уверен, что Крепыш без труда справится с орловцами. Каково же было его удивление и негодование, когда, приехав за три недели до приза в Москву, он узнал, что приз будет общий и для метисов, и для орловцев. На этот раз Шапшал категорически заявил, что он не поедет, потому что Крепыша не успеют подготовить и что, наконец, его наездник Барышников увеличил свой вес,[114] а это тоже не могло не иметь значение. Прости летом бежала мало и в руках Куликова неудачно, была затем передана специально для подготовки к этому призу Кейтону, работалась уже два месяца и шла замечательно. Тогда Шапшал верно сказал, что Крепыш не успеет прийти в боевые кондиции и проиграет. Но его положительно заставили готовить лошадь, а потом записать на этот приз.[115] Все же нельзя не удивляться, что Крепыш смог проиграть Прости только 3/4 секунды. Это был замечательный бег!

Великий князь Дмитрий Константинович присутствовал на бегу в царской ложе, с генералитетом и наиболее почетными гостями Москвы. Я был среди приглашенных и видел, как волновался задолго до этого бега и во время самого бега великий князь, которому страстно хотелось, чтобы выиграл Крепыш. Однако, когда приз был разыгран и победительницу Прости подвели и поставили против царской ложи, великий князь, получив из рук вице-президента ценный кубок, пригласил в ложу наездника В. Кейтона и, вручая ему кубок, поздравил его самым любезным образом. Это произвело самое приятное впечатление на метизаторов, которые, видя, как волнуется великий князь, полагали, что сейчас же после приза в случае выигрыша Прости Дмитрий Константинович уедет. Они жестоко ошиблись и получили хороший урок: великий князь являлся в тот момент представителем царствующего дома и иначе поступить не мог…

В Петербурге

Путилов и Богданов

Первую половину зимы 1912 года я решил провести в Петербурге. Петербург веселился в ту зиму как никогда. Не отставал от других и я. Помимо бегов, выставок, вечерних кабачков, театров и ресторанов, я много бывал в обществе, а также в художественных и литературных кружках. Описать здесь ту петербургскую жизнь решительно невозможною. Остановлюсь лишь на личности двух петербургских финансовых королей А. С. Путилова и А. А. Богданова.

Знакомство мое с Александром Сергеевичем Путиловым было старое, давнее. Я с ним познакомился еще в 1901 году, когда был в Николаевском Кавалерийском Училище. По своим убеждениям Путилов был ярым монархистом и находил, что Россией можно управлять только применяя методы Плеве, и никак иначе.[116] Путилов очень быстро делал карьеру и в 1912 году имел уже значительное положение в высших бюрократических кругах Петербурга. До своего сказочного обогащения и выхода в отставку Путилов служил по министерству финансов и был товарищем министра у Витте. Его блестящее продвижение по службе прервала революция. Приказ о назначении Путилова не то товарищем министра внутренних дел, не то даже министром был уже подписан государем, но его не успели опубликовать. Это было за день или два до революции. На смену старым чиновникам пришли новые люди, и Путилов сейчас же подал в отставку, предрекая России без царя и с такими министрами, как Гучковы и Терещенко, бесповоротную гибель. Насколько он оказался прав, пусть судит читатель этих мемуаров.

Путилов был невысокого роста, элегантный и изящный господин, с тонкими чертами породистого лица и стальными, как бы пронизывающими вас насквозь глазами. Он производил впечатление прежде всего светского человека, принадлежащего к лучшему обществу. Нечего и говорить, ибо это само собою разумеется, что Путилов был превосходно воспитан и вежлив. По характеру это был решительный и довольно-таки сухой человек, с которым, однако, приятно было иметь дело, потому что у него слово никогда не расходилось с делом. Американского рысака он не признавал совершенно и издевался над ним всячески. Иначе как «драными кошками» американских рысаков и не называл. Нечего и говорить, что метизацию он клял на всех перекрестках, считая коннозаводчиков-метизаторов чуть ли не государственными преступниками, губителями орловской породы. На эту тему он написал ряд блестящих статей и сделал немало удачных выступлений.

Не то в 1924-м, не то в 1925 году Путилов был расстрелян по известному делу присылки из Петербурга денег бывшей императрице Марии Федоровне бывшими лицеистами.[117] Я не знаю, насколько версия верна, но так передавали мне общие знакомые причину трагической гибели Путилова.