— Вы думаете, что когда-то ему продали плохую лошадь, и он затаил месть? Не похоже на то, — ответил Владимир Матвеевич. — Скорее всего, как я уже сказал, мотивом для его жестоких убийств является финансовая выгода. И ничего более!
— Я тоже так думаю, — кивнул Бахматов. — Согласен и с тем, что надо выставить наблюдение за лошадиным рынком на Конной площади. И привлечь к этому Замоскворецкий отдел милиции во главе с инспектором Фатеевым, поскольку это их территория. Только сделать все это надо в высшей степени аккуратно, чтобы никоим образом не спугнуть убийцу. Завтра я поговорю с Николаевым по этому вопросу. А покуда команда такая: Осипов и Стрельцов с завтрашнего дня начинают обход близлежащих к Конной площади улиц. Это Мытная, Шаболовка, Коровий Вал, Люсиновская улица, а еще переулки: Конный, Арсеньевский, Первый Коровий, Арбузовский… Присматриваться ко всем жителям, имеющим лошадей и занимающимся конным извозом, и брать их на заметку. Желательно под каким-либо предлогом узнавать их адреса, а то и просто проследить за ними, если они направляются к дому. Только сделать все надлежит грамотно…
— А пусть они дома обходят на предмет варения самогона, — предложил Владимир Матвеевич. — Самогон у нас под запретом… Это даст им право тщательнейшим образом произвести досмотр домов и строений, и себя при этом не обозначить.
— А ведь это мысль, вы дело говорите, — одобрительно посмотрел на него Леонид Лаврентьевич. — Так и поступим. И ордера нужные на предмет борьбы с самогоноварением выпишем. Вам все понятно?
Стрельцов и Осипов дружно кивнули.
— Стало быть, на том и порешим, — резюмировал Бахматов.
— А сами-то вы как съездили, Леонид Лаврентьевич? — спросил Бахматова Владимир Матвеевич.
— Не без результатов, — немного помолчав, ответил старший инспектор уголовного розыска. — Фотографическую карточку последнего нашего убитого опознал его родственник из поселка Сафарино, что от Москвы в семидесяти верстах. Семеном его звали… — Леонид Лаврентьевич выдержал небольшую паузу и добавил: — А в Москву он приезжал лошадь покупать. Уж очень она ему нужна была в хозяйстве…
— Выходит, наша версия верная! — воскликнул Коля Осипов. — И все сходится на нашем лошаднике?
— Похоже, что сходится, — ответил Бахматов. И подвел итог совещания следующими словами: — Так что теперь все зависит от нас. Как скоро мы его изловим, покамест он еще кого-нибудь к праотцам не отправил. Все. Отдыхать. А с завтрашнего утра — работать по полученным заданиям. А вам, — посмотрел он сначала на Осипова, а затем на Стрельцова, — смотреть в оба и все примечать, когда по домам ходить будете: лошадей хозяйских, упряжь, инструменты со следами крови, кладовки, погреба; нет ли где на полу замытых кровавых пятен… Словом, смотреть зорко! Понятно?
— Сделаем все, что нужно, — ответил Николай.
— Не оплошаем, — поддержал Георгий.
Бахматов на это только хмыкнул, а Саушкин добродушно улыбнулся.
На том и разошлись.
Глава 5. «Со мной не пропадешь»
Один бог ведает, какие мысли роились в голове покорной Марии, когда она увидела кровь на полу и на стуле. Может, она поверила словам мужа, что у чернявого пошла носом кровь, а может, и не поверила, что скорее всего.
Она безропотно подчинилась приказу мужа замыть кровь на рукаве его пиджака и в комнате, после чего ушла к детям. Если не было работы по хозяйству и по дому, она все время находилась с детьми. Их присутствие рядом придавало хоть какой-то смысл ее существованию. Если бы ее спросили, что она делала бы, коль не имела детей, то Мария наверняка ответила бы: удавилась бы от тоски, к чертям собачьим! Или промолчала, поскольку говорить не любила. Но подумала бы именно так…
Собственное существование до того опостылело, что, кроме детей, в этой жизни ее ничего не держало. Да и к детям она стала как-то охладевать. Даже плач грудничка не шибко ее трогал, скорее раздражал. А зачем ей жить, если горестей и зла в этой жизни куда больше, нежели чем добра и радости.
Жалко ли ей было того крестьянина, которого два года назад на ее глазах душил Василий?
Поначалу-то — конечно, а потом просто вычеркнула его из своей памяти, словно его не было вовсе. Так ей было проще. А тогда, услышав подозрительный шум в комнате, она стремительно выбежала от детей, наказав им сидеть смирно и не выходить. Распахнув дверь, ступила на порог и застыла как вкопанная в тихом ужасе.
— Чего встала, ступай отседова! — услышала она голос Василия, но сил, чтобы тронуться с места, у нее не было: ноги словно приросли к полу.
— Ступай, сказал! — хрипло прикрикнул на нее Василий, отцепляя от своего лица и шеи руки сопротивляющегося крестьянина.
Женщина быстро повернулась и ушла. Долго сидела неподвижно на детской кровати. Все трое подавленно молчали. Дети боялись спросить, что произошло в большой комнате, а Мария опасалась таких вопросов, потому что не знала, как на них ответить. Мир разом перевернулся. Все было в черно-белых тонах.
Потом, когда все закончилось, Василий призвал ее к себе.