Лошадиные истории

…Они ехали шагом по пустынной станичной улице, залитой полуденным зноем. Дед покуривал, задумчиво глядя перед собой. Леля озиралась по сторонам. Пусто. Все живое пряталось в тени, в прохладе. Нет, однако, не все!.. Не прятался от жгучего солнца ее мосластый неприятель Петька. Он ремонтировал свинюшник — заделывал дыру. Увидев ее, бросил молоток, подбежал к тыну, замахал руками, привлекая к себе внимание. И явно обрадовался тому, что Леля заметила его. Это приятно поразило ее, она безотчетно улыбнулась и приветственно взмахнула рукой. Он замер, не веря своим глазам. И тогда Леля, подчиняясь необъяснимому порыву, жестами и мимикой передала ему: «Я еду в летний конский лагерь. И ты приезжай. Вдвоем веселей будет. Понял?»

Петька торопливо закивал, ткнул себя в грудь, а потом показал рукой в степь. Так они помирились…

…И вот теперь Леля с непонятым волнением подъезжала к Петькиному двору: надо ведь было передать ему поручение деда Середина, чтоб немедленно приезжал в летний лагерь, и отдать коня. Ну, и кроме всего, просто хотелось повидать его. Правду сказать, она соскучилась по этому чудаку!.. Последние три лета они дружно работали, помогая во всем своим дедам, и сдружились крепко.

Петька полол картошку в огороде. Видно, с раннего утра работал — широкая полоса огорода была свежепротяпана. Леля свистнула, вложив два пальца в рот (Петька и научил так необычно свистеть — с жужжанием). Услышав знакомый сигнал, он бросил тяпку, присмотрелся — едва узнал ее! — и бросился к ней бегом, без всякого усилия перепрыгнув тын, отгораживавший двор от огорода. А Леля дала посыл своей резвой кобылке, и та смаху перескочила ограду и стала перед Петькой как вкопанная. А он даже присел от восхищения, хлопнув себя по коленям:

— Фу-ты ну-ты, ножки гнуты! Какая красуля! Я таких даже в кино не видел.

Да, Леля была одета непривычно для глаза хуторского парнишки: в хорошо пошитой гимнастерке с отложным воротником, перепоясанной наборным ремешком, в бриджах такого же темно-зеленого цвета, в мягких сафьяновых сапожках. Каштановые вьющиеся волосы прикрывал темно-синий берет, который очень шел к ее темно-серым глазам.

А на Петьке были латаные дедовы галифе, драная сорочка и дырявые черевики. Он был похож на бродягу Челкаща. За год парень подрос, окреп, в плечах раздался. И лицо изменилось, повзрослело, скулы стали резче, а глаза, зеленые, блескучие, — серьезней.

— Брось, Петька, заговариваться… Придумал тоже: в кино не видел, — проговорила она в смущении. — Ты это что?

Петька, краснея, подошел ближе, погладил шею коня и выговорил с запинкой, но смело глядя ей в глаза:

— Правда, Леля, ты такая красивая, что я тебя просто не узнаю. Просто загляденье!..

— Ну, Петька… Знаешь, Петька, — протянула она и остановилась, чувствуя, как ее лицо полыхнуло жаром. Никто никогда не говорил ей таких удивительных слов. И она сказала с обрывающимся дыханием, словно бы в воду прыгала: — А ты, Петька… ты такой чудной, Петька! Ты просто удивительно чудной какой!

А он, внезапно побледнев, не отрывая упрямого взгляда от ее горящего лица, от ее темно-серых ясных глаз, произнес с какой-то настырностью:

— Да скажи: дурак я!.. Я хотел написать тебе письмо, но адреса у меня не было.

— А ты бы у деда Лукьяна взял… — Леля быстро спешилась и, отворачиваясь от Петьки, похлопала по сумке, притороченной к задней луке седла. — Тут книги, которые я тебе обещала. Про лошадей. Слушай! Дед твой срочно тебя на помощь зовет, сказал, чтобы прямо ехал к нему. А мой получил приказ от военкома обучать призывников военному делу. Я тоже там буду. У меня поручение. Я уполномоченный инспектор. — Сунула ему повод в руки. — Бери коня и не медля скачи в летний лагерь! — Быстро пошла со двора, бросила ему от ворот, не оглядываясь: — Покедова, Петро!

— Покедова, Леля, — протянул Петька, машинально приглаживая одичалую чуприну.

Неотрывным взглядом проводил он Лелю, ловкую, гибкую, крепенькую, быстро шагавшую по аллейке вдоль дворов…

Через некоторое время по сонной хуторской улице, заросшей спорышем, распугивая кур и индюков, наметом промчался молодой бравый казак, остановился на полном скаку у двора Лукьяна Мирошникова, поднял коня на дыбы и зычным голосом прокричал:

— Эй, там, граждане Мирошниковы!

Из летней кухни в тот же миг выметнулись во двор дед, бабка и внучка. Они едва признали в этом молодом казаке Петьку Середина. На нем была хорошо подогнанная казачья форма. Сапоги немыслимо сверкали, отражая солнце, а из-под красного околыша синей фуражки вполне организованно задирался вверх укрощенный сливочным маслом русый чуб.

— Леля Дмитриевна, так что сказал мой дед? Прямо так и ехать к нему? — громко и отчетливо спросил он.

— Да, прямо так и ехать… он сказал, — растерянно промолвила Леля. Она ведь вроде бы все ясно ему до этого объяснила.