Лощина (ЛП)

В конце концов, я наткнулся на интересный отрывок о духах-возвращенцах. Их не всегда легко вызвать — человек должен очень сильно хотеть его использовать. Часто эти духи гневаются или совершают ужасные поступки, поскольку злобная энергия удерживает их привязанными к земному царству, не давая пройти дальше через остальные завесы. Ведьма может вызвать этих духов, чтобы вернуть людей, которые пропали без вести или сбежали, при этом дух находит человека, вселяется в него и физически возвращает обратно.

Могло ли это случиться с Бромом? Его родители, или Сара, или ковен, заколдовали Гессенца и отправили найти Брома и вернуть обратно? И если да, то потому, что они беспокоились о нем, или с какой-то гнусной целью?

Я продолжаю читать, сердце бешено колотится, меня переполняет то самое загадочное чувство, за которым я всегда гоняюсь, тот кайф, который сильнее любого опиума, чувство, что я на грани открытия чего-то. Далее в тексте говорится, что иногда дух может отказаться покидать человека. В еще более редких случаях дух может удерживать связь как с физическим, так и с эфирным телом, вселяясь в первое по своему желанию, но только после наступления темноты. Дух может влиять на хозяина, или хозяин может влиять на духа.

Должно быть, так оно и есть. Видимо, именно это и случилось с Бромом. А если нет, то, по крайней мере, можно использовать это как отправную точку для постановки диагноза.

Желая узнать больше, я продолжаю читать, переворачивая страницы, пока снова не чувствую, как холодный ветер обдувает мою спину.

Свечи возмущенно мерцают.

— Нет, нет, нет, — тихо кричу я, умоляя их продолжать гореть, но ветер неумолим. Я остаюсь в смеси дыма и тьмы.

Разворачиваюсь на своем месте как раз вовремя, увидев, как захлопываются входные двери библиотеки. Даже в темноте вижу высокую фигуру, стоящую между мной и выходом. Воздух наполняется запахом серы и гнили.

Гессенский солдат шагает ко мне, его тяжелые сапоги гулко стучат по полу. Сильная энергия витает в воздухе. Я чувствую, что мои клетки реагируют на него таким же образом, тошнотворное чувство желания сочетается с изнуряющим страхом, от которого у меня сжимается желудок, а тело застывает на месте.

Затем мой взгляд падает на его руки, в которых он держит голову мужчины, с которой капает кровь, когда он приближается ко мне. Он бросает голову на пол, и та немного катится перед ним.

Мне нужно бежать. Спрятаться за стол. Взять масло для умащения и произнести отпугивающие слова, что угодно, лишь бы удержать его на расстоянии.

Но я не могу.

Потому что я зачарован.

А именно любопытство сгубило кошку⁵.

В этой тайне, окутывающей нас, всадник без головы — всего лишь винтик в колесе. Если бы я мог обезвредить его здесь и сейчас, Бром смог бы освободиться, снова стать тем Эйбом, которого я знал.

— Я тебя не боюсь! — кричу, когда он приближается ко мне. — Я знаю, кто ты! Я знаю, кто ты!

Всадник поднимает другую руку с топором, который блестит в слабом лунном свете, проникающем через окна.

Он хочет отрубить мне голову.

Наверное, надо бежать.

Я вскакиваю и прячусь за стол как раз в тот момент, когда он опускает топор, разрубая и стол, и книги пополам.

Проблема человека без головы в том, что он не может с тобой общаться. Это разговор в одни ворота. Вспоминаю о способности Кэт разговаривать с животными, и хотел бы чему-нибудь научиться у нее, но сомневаюсь, что это произойдет, если мне отрубят голову в школьной библиотеке.

— Я знаю, ты слышишь меня, Бром! — кричу я. — Знаю, что ты привязан к нему, а он к тебе!

Значит, он здесь из-за Кэт.

Потому что он хочет убрать меня со сцены.

— Она не только твоя, — говорю я, когда всадник снова берет топор и мощными шагами обходит стол, направляясь ко мне. — Она принадлежит мне. И я тоже принадлежу тебе.

Всадника, похоже, не волнует моя болтовня, его наступление непреодолимо.

— Черт, — ругаюсь я, доставая из другого кармана пальто пузырек с солью, которая, по слухам, была привезена из затерянного города Атлантиды. Откупориваю и бросаю в него соль как раз в тот момент, когда он собирается снова замахнуться топором.

Белые гранулы попадают в него и рассыпаются, от них поднимается пар, а Гессенец издает нечеловеческий рев, несмотря на то, что у него нет лица. Он в отчаянии размахивает руками, и на мгновение мне кажется, что этого достаточно, чтобы удержать его на расстоянии. В конце концов, он — дух.

Но он продолжает идти, а я обхожу еще один стол, ощупывая пальто в поисках чего-нибудь еще.

У меня нет ничего, кроме слов.

Ничего, кроме собственной энергии.

Я протягиваю руки.

— Me tangere non potes! — кричу я.

Не трогай меня.

Он останавливается, поднимая руки, словно защищаясь.

Я знаю, что слова не действуют вечно; это всего лишь временное заклинание. Но я делаю все, что в моих силах. Если я сейчас побегу, он просто догонит меня. Хитрость в том, чтобы убедить его не убивать меня.

— Ты знаешь меня, Бром! — кричу я. — Ты помнишь в глубине души о своей тайной теневой стороне. Ты помнишь, что было между нами!