Оба, и Гаджен и леди Энкейтлл, указали на один и тот же пистолет, но нет ничего подтверждающего их показания. Собственно говоря, Гаджен действительно мог держать револьвер и возвратить его леди Энкейтлл, а не в кабинет. Похоже, что вся прислуга совершенно околдована этой ненормальной!
А если именно она убила Джона Кристоу? Но почему? Этого он не мог сказать. Интересно, будут ли слуги и тогда выгораживать леди Энкейтлл, потчуя его беззастенчивой ложью? У инспектора было скверное предчувствие, что именно так они и будут себя вести.
А это невероятное заявление, что она не в состоянии вспомнить, для чего положила пистолет в корзинку… Конечно, она могла бы придумать что-нибудь получше. Выглядит так естественно… ни капельки не смущена и не испугана. Черт бы ее побрал, создается впечатление, что она говорит чистейшую правду. Инспектор встал.
– Когда вы вспомните еще что-нибудь, не откажите в любезности сообщить мне об этом, леди Энкейтлл, – сказал он сухо.
– Конечно, инспектор, – ответила она. – Иногда вдруг вспомнишь что-нибудь совершенно неожиданно.
Грэйндж вышел из кабинета. В холле он оттянул пальцем воротник, чтобы немного ослабить его, и глубоко вздохнул. Ему казалось, что он только что выбрался из зарослей чертополоха. Пожалуй, сейчас больше всего ему нужны самая старая обкуренная трубка, пинта[63]
эля[64] и хороший бифштекс с картошкой. Что-то простое, но существенное.Глава 21
Леди Энкейтлл скользила по кабинету, рассеянно трогая указательным пальцем то ту, то другую безделушку. Сэр Генри, откинувшись на спинку кресла, наблюдал за ней. Наконец он спросил:
– Люси, зачем ты взяла пистолет?
Леди Энкейтлл подошла к мужу и грациозно опустилась в кресло.
– Сама не знаю, Генри. Вероятно, у меня была какая-то смутная мысль о несчастном случае.
– Несчастном случае?
– Да, эти корни деревьев, – рассеянно продолжала говорить леди Энкейтлл, – торчащие из земли… так легко споткнуться… могло быть, что, сделав несколько выстрелов по мишени, оставили в магазине револьвера пулю… беспечность, конечно, но люди и в самом деле беспечны. Знаешь, я всегда думала, что несчастный случай – самое простое объяснение содеянному. Потом, конечно, сходишь с ума и обвиняешь себя…
Ее голос совсем замер. Сэр Генри не отрывал взгляда от ее лица.
– С кем должен был произойти несчастный случай? – спросил он так же спокойно и осторожно.
Люси немного повернула голову, с удивлением глядя на него.
– Конечно, с Джоном Кристоу.
– Господи, Люси!..
– О Генри, – сказала она серьезно. – Меня ужасно беспокоит Эйнсвик.
– Понимаю. Все дело в Эйнсвике! Ты всегда слишком сильно любила Эйнсвик, Люси! Иногда мне кажется, это единственное, что ты любишь на самом деле!
– Эдвард и Дэвид – последние… последние из Энкейтллов. И Дэвид не подходит. Он никогда не женится из-за своей матери и… вообще. К нему перейдет Эйнсвик после смерти Эдварда, и он так и не женится, а нас, тебя и меня, уже не станет, прежде чем он доживет до средних лет. Он будет последним Энкейтллом, и все исчезнет.
– Это имеет такое большое значение, Люси?
– Разумеется! Ведь это Эйнсвик!
– Ты, Люси, должна была родиться мальчиком. – Он слегка улыбнулся, так как не мог представить себе Люси не женщиной!
– Все зависит от женитьбы Эдварда… А Эдвард так упрям… Эта его длинная голова, совсем как у моего отца. Я все надеялась, что он забудет Генриетту и женится на какой-нибудь славной девушке. Но теперь вижу, что это безнадежно. Потом я думала, что связь Джона с Генриеттой быстро распадется. Мне казалось, что все интрижки Джона никогда не были продолжительными. Но он действительно
– Люси! Ты не… Что ты сделала, Люси?
Люси Энкейтлл снова поднялась с кресла, вынула из вазы два засохших цветка.
– Дорогой, – сказала она, – неужели ты можешь предположить хоть на мгновение, что я убила Джона Кристоу? У меня была эта глупая идея насчет несчастного случая. Но потом, знаешь, я вспомнила: мы ведь сами пригласили Джона Кристоу, он к нам не напрашивался. Нельзя же пригласить человека, а потом подстроить несчастный случай… Даже арабы крайне щепетильны в том, что касается гостеприимства. Так что, Генри, не беспокойся! Хорошо?
Она смотрела на него со своей неизменной очаровательной, любящей улыбкой.
– Я всегда беспокоюсь за тебя, Люси, – с нажимом сказал он.
– Не стоит, дорогой! Ты видишь, что все в общем-то к лучшему. Джона нет. Это мне напомнило, – раздумчиво проговорила Люси, вспоминая, – того человека в Бомбее[65]
, который был так ужасающе груб ко мне. Через три дня его переехал трамвай.Она открыла стеклянную дверь на террасу и вышла в сад. Сэр Генри сидел неподвижно, наблюдая за тем, как высокая, стройная фигура удаляется вниз по тропинке. Он казался старым и усталым, а лицо выглядело как у человека, живущего в постоянном страхе.