Лоскутное одеяло, или Психотерапия в стиле дзэн

К.И. открыл глаза и присмотрелся. Девицам от роду, надо полагать, было не больше пятнадцати. Не исключалось также четырнадцать, двенадцать и десять.

- Слышь, мент драный! - не успокаивалась девица. - Сегодня Витин день рожденья!

- Ты хоть Цоя знаешь? - заорала другая.

Поппер кивнул. Не очень он пока соображал. Напоминало ему все это пока надпись в своем туалете:

Глупость

хлынула

водопадом.

- С днем рождения, - вежливо сказал он.

- Он родился в десять утра! - сказала одна.

- Без пяти десять! - подхватила другая.

- А вас как зовут? - машинально спросил К.И.

- Алена! Света! - закричали они.

- Кто есть кто? Которая Алена?

- Беленькая!

- А я - черненькая!

- Вот и познакомились, - Карл Иванович, видно, уже совсем успокоился. - Как праздник будем отмечать?

- А вас как зовут?

- Ах, да. Карл Иванович.

- Мы, Карл Иванович, сейчас будем прыгать с балкона.

- Без пяти десять!

- Без пяти десять.

- Так, - сказал К.И., - ты и ты.

Обе кивнули, а Света еще заорала: “Да здравствует Цой!”

- Просто прыгать? На асфальт?

Опять обе закивали в восторге от самих себя, а Алена (беленькая) запела:

Пожелай мне удачи в бою,
Пожелай мне-э - удачи!

- Слушайте, девочки, - дослушав куплет и чувствуя себя бесконечно тупым, сказал Карл Иванович, - у меня предложение. Вы сейчас приходите ко мне, я тут один, жены нет, мы открываем бутылку шампанского, даем салют из пистолета и отмечаем день рожденья как положено. Принято?

- Дули, - сказала Алена, которая была постарше. - Мы решили прыгать! Нас теперь не остановишь.

Света молча показала фигу.

- А почему прыгать?

- Витя умер!

- Теперь жить подло!

“Жить и раньше было подло”. (Это Карл Иванович подумал). И еще он подумал: “Круты, девчонки. Он умер - мы с балкона”. И еще он вспомнил: “Когда умер Высоцкий, я ж так с наряда и не отпросился на похороны. А уж смыться - этого у меня и в голове не было”. Дальше молчать было неприлично. Он сказал:

- Что у вас на плакатах-то написано? Отсюда не видно.

- Цой, мы с тобой!

- Группа крови на рукаве!

- Мы с тобой одной крови! Витя жив!

- Девчонки, вы мне нравитесь, - наконец сказал Поппер то, что обдумывал. - Глупо просить вас брать меня с собой, я ж вашего Цоя не слушал. Мне что Цой, что три яйца на боку у коровы. Не обижайтесь. Но мне ваша мысль понравилась. Или нет, не мысль… А чувства ваши.

- Хотите с нами? - не поверила Алена.

- Сдурел, - как в гипнозе, подтвердила Света.

- А чего нет? - обиделся Поппер.

- У вас же…

- Что у меня?

- Семья, дети…

- Ничего умнее не смогли придумать? - поинтересовался Поппер. - А у вас?

- У меня предки - жопа, - сказала беленькая и приставила ладонь к горлу.

- У меня все - пидоры недоделанные, - вздохнула черненькая. - Что предки, что братец…

- Молодцы… Ну, красота… Так вас, значит, только Цой и манит?

- Цой - великий, - сказала Света. - И добрый…

- Значит, так, - решил Поппер, только он еще не знал, что он решил. - Вы не только сами запутались, вы и меня запутали. Представьте, что на нас сейчас смотрят тысячи две народу и бьются об заклад: прыгнут, не прыгнут. А с другой стороны на нас смотрит Цой. Если, конечно, он жив…

- Он жив!

- А что ж вы тогда хотите сдохнуть? Если он жив?

Это была сложная логическая задача. Поймать разницу между символом и реальностью не удавалось и более светлым головам.

- Я пошла! - тогда сказала Света, встала на перила и - прыгнула.

- Теперь у ее родителей, - зло сказал Карл Иванович, - будет песня на всю оставшуюся жизнь.

- Какая? - вскинулась Алена.

- Группа крови на рукаве… У вас там плакатика “Посвящается любимым родителям” нет?

- Нет…

- Зря. Вы же для них стараетесь.

- Почему?

- А почему вам, дурам, в лес не убежать со своим Цоем? Ну? Почему? Почему вам надо им всем под носом свои разбитые тела демонстрировать? Это же подарок - на восьмое марта!

- Почему подарок? Я ничего не понимаю! Почему подарок?

Карл Иванович не очень понимал, почему это подарок. Но твердо знал, что он прав. Внезапно он вспомнил про Свету; защемило. “Беленькая!” “Черненькая!” Он повернулся уходить с балкона, уже открыл дверь, а потом вдруг развернулся и сказал:

- Одно я тебе обещаю, голуба. Если ты сейчас кинешься, то я сам помогу твоим родителям организовать в твоей комнате музей памяти Цоя. Они у тебя Цоя ненавидели?

Алена кивнула.

- Теперь полюбят. Я тебе обещаю. Целыми днями будут слушать. И учителей из школы приглашать. Ты их всех подружишь. Мертвый панк - хороший панк. Ты ведь панк?

Она помотала головой: “Нет”.

- А черт вас разберет, в кого вы играетесь. Ладно. Это они. А сам я - это я тебе тоже обещаю - приду на твою могилу и… И…

- Что? - она обомлела от ужаса.

- И лично вобью в нее осиновый кол. И дерьмом обмажу. По-панковски. Поняла?

- Да.

- Ну, всё. Либо приходи сегодня вечером чай пить. Сто тридцать седьмая квартира. Пока.

- До свиданья.

Это она уже почти прошептала, но он услышал.

Дверь захлопнулась.

Алена опустилась на пол и плакала до обеда.

ЗА КАЖДЫМ ПОСТУПКОМ СТОИТ СТРАДАНИЕ. (М-4, стр. 67)