А (Пересаживается на свой стул):
Мама, я хотел поговорить с тобой. (Пересаживается на стул мамы). Может, лучше завтра? (На своем стуле) Нет, сейчас. Я уже вырос, мама. (За маму) Не вижу. (За себя) Ты не видишь, а я вырос. И я не могу больше слушать всё, что ты мне говоришь. У меня есть свой ум. (За маму) Конечно, у тебя есть свой ум, но два ума лучше. (За себя) Это так, я не спорю, но я хочу сам решать, что мне делать, а что нет. (За маму) Ну, решай. (Обращаясь к Саше) Ну, всё.
ГОВОРИЛА В ДЕТСТВЕ МАМА МНЕ И БРАТИКУ… (К-21, стр. 48)
Д-10*. Разговор с мамой - продолжение
Д-10*.
СГ:
Всё? А я чуть было не заснул. Перлз спал на своих группах, надо и мне научиться. Так что сказала мама?
А:
“Решай сам”.
СГ:
А, ну чудесно. Ты закончил работу?
А:
Да.
СГ:
Молодец, садись. Ты собой доволен?
А:
Не очень.
СГ:
Чего?
А:
Ничего не изменилось.
СГ:
А, ты заметил? По-моему, тоже, это было жалкое подобие левой руки. “Мамочка, асисяй?” - “Асисяй, сынуся”.
А:
А что надо было сделать?
СГ:
Тебе или мне?
А:
Хорошо, что ты бы на моем месте сделал?
СГ:
Это серьезный вопрос. А что делал на своем месте?
А:
Я сейчас вспомнил: когда учился на первом курсе, то хотел перейти на другой факультет - на философский. И пришел поговорить об этом с мамой. Она сказала… что-то типа: “Через мой труп”. Я сказал, что я всё равно перейду… Короче, мы ссорились полночи. А в конце она сказала: “Если ты сделаешь это, ты сделаешь несчастной свою жизнь и мою”.
СГ:
Зачем ты мне это рассказываешь сейчас?
А:
Так… вспомнил…
СГ:
Зачем ты мне это сейчас рассказываешь?
А:
А? Ты просил вспомнить, я рассказал.
СГ:
И как это поможет тебе разобраться?
А:
Не знаю. Может, мне лучше сесть на место?
СГ:
Слушай, а ты можешь маме прямо сказать, что ты о ней думаешь и что ты к ней чувствуешь? Прямо, и не убегать от конфликта, если он есть, а пережить его.
А:
Знаешь, сколько раз я его уже переживал?
СГ:
Не знаю. Думаю, что ты никогда его не переживал. Ты всегда манипулировал маминой значимостью, выставляя ее садисткой, и никогда прямо не говорил ей, что ты к ней чувствуешь.
А:
Наверное, я не могу ей этого сказать. Она не поймет.
СГ:
Здесь сказать, здесь! Для себя.
А: (долго молчит)
Знаешь, Саша, я, по-моему… Я знаю, что я запрещаю себе сказать. Я могу сказать ей всё, что угодно, но я не могу сказать ей, что я её ненавижу, а… так получается, что к этому всё сходится.
СГ:
И кого ты по этому поводу намерен играть?
А:
Я не хочу играть; но и сказать ей этого я не могу.
СГ:
Вот так гнев превращается в горечь… Одна минута гнева, если её не пережить, может дать несколько дней горечи. А горечь можно превратить в несколько лет депрессии.
А:
Да, наверное, это так…
СГ:
Что ты сейчас чувствуешь?
А:
Вот эту самую горечь.
СГ:
Ну, крикни, разрядись. Здесь хорошая обстановка. И маме никто не расскажет.
А (сидит, молчит).
Кто-то из группы: Блин, хочется уже крикнуть за тебя, или убить тебя на фиг.
А (поворачивается):
Ну, убей!
СГ:
“Умру! Погибну! Но не предам святых идеалов!”
А:
Ну ладно, смейтесь…
СГ:
Слушай, открывай общество жертв родительского насилия. Сразу куча народа запишется. Вон Лена - Лен, пойдешь, в общество к Андрею?
Лена (смеется):
Пойду… Но не хочется…
СГ:
А кому хочется? Что поделаешь - надо. “Мы путей не выбираем”. Там, где есть долг и вина, вообще нет выбора.
ТАМ, ГДЕ ЕСТЬ ДОЛГ И ВИНА… (К-33, стр. 55)
ВТОРОЙ АКТ ПСИХОТЕРАПЕВТИЧЕСКОЙ ДРАМЫ: ВОЙНА. (К-6, стр. 39)
ИНТЕРВЬЮ С САШЕЙ ГРАНКИНЫМ В КОРОТКИЙ ПЕРИОД УВЛЕЧЕНИЯ ДЗЭН-БУДДИЗМОМ. (Д-16, стр. 33)
Д-11.
Болтают два малышаД-11.
Болтают два малыша в автобусе.
- Как тебя зовут?
- Саша.
- А меня Рома. Как тебя зовут?
- Вова.
- А меня Виталик.
- Сколько тебе лет?
- Семьдесят.
- Да ну, если бы тебе было семьдесят, ты был бы уже старым. Даже когда человеку двадцать, он уже старый.
- А ты что будешь делать, когда тебе будет семьдесят лет?
- У меня есть друг Валера по фамилии Алеша. Мы с ним поедем на поливальной машине на пенсию.
ЭТЮД О НЕПОСРЕДСТВЕННОМ САМОВЫРАЖЕНИИ (Д-13, стр. 32).
“ПАПА, МНЕ ПРИШЛА МЫСЛЬ…” (И-11, стр. 89)
Д-12.
Кира: Вы к людям неуважительноД-12.
Кира:
Вы к людям неуважительно относитесь.
СГ:
А что делать…
Андрей:
Вернер Эрхардт обращался обычно к участникам: “Жопы!”