Лосось сомнений

– Мой муж и отец… были убиты, – произнесла она.

– Неужели, дорогая? – рассеянно отозвался хан, не отрывая глаз от карты.

– Собаку мою сожгли.

– Вот как?

– Вот, пожалуй, и все…

Монгол с раскаленной кочергой сделал еще один шаг в ее сторону.

– А надо мной издевались! – выкрикнула женщина.

Хан поднял на нее глаза.

– Что? – переспросил он задумчиво. – Извини, дорогая, но я здесь читаю…

– Верно, – подбодрил ее монгол, – поприставай к нему.

– Что?

– Скажи, например: «Чингис, отложи эти свои карты, неужели ты не видишь, что я тут, перед тобой. Стою и жду, после того как провела весь день у раскаленного оча…»

– Но он же меня убьет!

– Еще как убьет, если не скажешь!

– Я не могу! Это выше моих сил! – всхлипнула женщина и рухнула на пол. Как раз у ног великого хана. – Только не мучайте меня! – стенала она. – Если ты хочешь надругаться надо мной, надругайся, но только не…

Великий хан поднялся на ноги и злобно посмотрел на нее.

– Нет, – прошипел он свирепо, – ты будешь лишь смеяться, как и другие до тебя. Вы все одинаковы.

И Хан, громко топая, вышел из хижины в темноту ночи. Он так пылал гневом, что даже позабыл, перед тем как уехать отсюда, сжечь деревню.

После очередного кровавого дня последние всадники исчезли в дыму, постепенно стук их копыт раздавался все глуше и глуше.

Над землей вился дым. Сквозь него тускло просвечивало, повиснув на западном небосклоне зияющей раной, кроваво-красное солнце.

В звенящей тишине, наступившей после битвы, лишь изредка с поля сражения доносились жалобные стоны – их издавали окровавленные останки тех, что еще недавно были людьми.

Из леса появились призрачные фигуры и застыли от ужаса. Но затем, стряхнув с себя оцепенение, со стенаниями устремились вперед. Это женщины разыскивали своих мужей, братьев, отцов и возлюбленных – сначала среди умирающих, затем среди мертвых.

Вдали, за серой завесой дыма, в лагерь под топот копыт, с гиканьем и лязгом оружия, вернулись тысячи всадников. Бахвалясь друг перед другом подвигами, они спешились с коней и тотчас принялись за обильные возлияния, заедая дешевое вино прогорклым козьим жиром.

Перед роскошным императорским шатром, весь забрызганный кровью, со своего скакуна устало спешился великий хан.

– И что за битва была сегодня? – спросил он у своего сына Угэдея, который подъехал к шатру вместе с ним.

Угэдей был молод и полон амбиций, и его, как начинающего полководца, больше всего на свете интересовали разного рода зверства. В душе он лелеял надежду, что в один прекрасный день побьет все рекорды Поднебесной по числу крестьян, зараз пронзенных острием меча, и намеревался сегодня же ночью поупражняться в этом искусстве.

Угэдей подъехал к отцу.

– Битва за Самарканд, о хан! – объявил он и для пущей вящести грозно поразмахивал мечом.

Хан сложил на груди руки и прислонился к коню, глядя на кровавое месиво из человеческих тел где-то вдали, в долине под ними.

– Я уже не вижу никакой разницы, – вздохнул он. – И мы победили?

– О, конечно же! – воскликнул Угэдей со свирепой гордостью. – Это была великая победа!

– Еще какая великая! – добавил он, чуть помолчав.

А затем с воодушевлением потряс мечом и сделал несколько выпадов, словно разя воображаемого врага. Сегодня вечером, решил про себя Угэдей, он обязательно одним разом проткнет шестерых.

Хан поморщился, глядя на сгущавшиеся сумерки.

– О Господи, – устало произнес он, – я провел в сражениях вроде этого целых двадцать лет, но у меня такое чувство, что жизнь не сводится только к ним, в ней должно быть что-то еще. – Хан повернулся и, задрав подол расшитого золотом, но теперь порванного и окровавленного платья, уставился на свой волосатый живот. – Вот, пощупай, – обратился он к сыну. – Не кажется ли тебе, что я начинаю обрастать жиром?

Угэдей посмотрел на живот великого хана со смешанным чувством благоговейного трепета и нетерпения.

– Ничуть, – ответил он.

С этими словами он велел слуге принести карты. Как только тот их принес, Угэдей пронзил его мечом и, пока несчастный падал, поймал из его ослабевших рук планы новой грандиозной кампании.

– А теперь, о хан, – произнес он, разворачивая свиток на спине другого слуги, который ради этого вынужден был пригнуться, – мы должны совершить рывок в Персию, откуда нам откроется весь остальной мир! Мы покорим его в два счета.

– Погоди, – перебил его хан, – ты лучше пощупай вот это. – Он двумя пальцами собрал на животе жировую складку. – Тебе не кажется, что…

– Хан! – нетерпеливо прервал его сын. – Еще немного – и весь мир будет у наших ног!

От злости и раздражения он пронзил карты кинжалом, угодив несчастному слуге прямо в левое легкое.

– Когда? – нахмурился хан.

Угэдей раздраженно замахал руками.

– Завтра! – сказал он. – Мы начнем с завтрашнего дня!

– Ну, видишь ли, завтра вряд ли получится, – ответил хан. Он надул щеки и на какое-то мгновение задумался. – Дело в том, что на следующей неделе я должен читать в Бухаре лекцию по технике кровопролития и хотел завтра к ней подготовиться.

Угэдей удивленно уставился на отца, слуга с картой на спине тем временем медленно осел на землю.