Лот Праведный. Исход

– Это ты, Лот? – хрипит дед, отодвигая пальцами ложку. Его седая спутанная борода вся измазана желтой жижей. – Что-то случилось?

– Дядя Нахор нанял служанку, – отвечает Лот.

– Она уже пришла? – заинтересованно спрашивает дед. – Где она?

– Стоит у дверей.

– Бина, займись девочкой! – приказывает дед. – А ты иди ко мне. Сядь сюда.

Бина поспешно вытирает рот и бороду хозяина и выходит. Когда Лот садится рядом, Фарра шарит рукой по постели, пока не находит его руку.

– Она хорошенькая? – спрашивает, беззубо улыбаясь, дед.

– Ничего.

– А я думал, она тебе нравится.

– С чего ты взял? – удивляется Лот.

– А разве не она приходила к тебе танцевать, вместе с сестрой?

– Дед!..

Лот вскакивает. Так значит, они все знали, значит, они намеренно наняли Табил?!.. Но дед цепко держит его за руку.

– Лот, – говорит он неожиданно серьезно, – постарайся никогда в жизни не обижать женщин. Не говори о любви тем, кого не любишь. Но если кто-то полюбил тебя, будь милосердным. Женщина – лучшее создание, дарованное Богом человеку. Но у каждого мужчины может быть лишь одна женщина – та, что ему предназначена. А всех остальных мы должны просто жалеть. Ты понял меня?

Лот молчит. Хорошо, что дед не может видеть, как пылают его щеки. Но дед видит все, хоть и слепой.

– Не надо стыдиться своих желаний, – говорит Фарра. – Когда-нибудь ты страстно будешь желать того, чего не сможешь иметь ни за какие богатства. Так что не теряй времени – живи и радуйся!

Ночью Лот долго не может заснуть. Он чего-то ждет. Но так и засыпает, не дождавшись.

7

Утром все было как обычно. Они завтракали с дядей во дворе. Табил не появлялась.

– Я послал девчонку на базар, – сказал Нахор, словно угадав его мысли – Как она, Шира, справляется?

Шира, прислуживающая за столом, лишь пожала плечами, посмотрев пристально на Лота.

– Ты ее не очень обижай, – продолжил дядя. – Молодая совсем. И хромая в придачу. Пусть пока в комнатах убирает да постели застилает. Поняла?

– Поняла – не дура, – буркнула Шира.

Лоту послышалась в ее голосе скрытая обида – и он удивленно посмотрел на женщину. Было Шире лет пятьдесят. Лицо плоское, смуглое, в мелких морщинах. Женщина она статная, но фигура ее уже начала оползать толстыми складками на широкие бедра. Лоту трудно представить, что когда-то эта некрасивая женщина была желанной наложницей деда, была такой же юной и тонкой как Табил. Ему жалко Ширу: что с ней будет, когда дед умрет? Дадут немного серебра и отпустят, или же отправят в стан – стряпухой? Как она будет доживать свой век – одна, без мужчины и детей? А ведь все у нее могло сложиться иначе.

После весь день Лот был рассеян: то не услышит обращенного к нему вопроса покупателя, то принесет другой товар, а ни тот, что просили. Дядя хмурился, что-то ворчал про себя, но замечаний племяннику не делал. Несколько раз Лот выходил из лавки, якобы по нужде, но лишь раз увидел Табил: она сидела рядом с Широй, взбивавшей палкой шерсть на расстеленной холстине, и о чем-то с ней оживленно переговаривалась, улыбаясь. Подойти было неудобно.

Встретились они только поздно вечером. В узком коридоре ведущим во двор. Лот возвращался от деда, а она – из комнаты Лота. Девушка держала обеими руками у груди глиняный кувшин. В коридоре было темно. Они чуть не столкнулись лбами и, отшатнувшись, застыли совсем рядом. Он хотел что-то сказать, о чем-то спросить, но не находил ни одного подходящего слова.

– Мне сказали, что ты любишь пить молоко по ночам, – чуть слышно сказала Табил, обрывая неловкое молчание. – Я налила в большую кружку и поставила на скамеечку у постели. И свечи зажгла, чтобы ты случайно не опрокинул.

Лота бросило в жар от ее нежного покорного голоса. Он облизнул губы, ставшие вдруг сухими и шершавыми.

– У тебя еще осталось? – спросил он.

– Ты хочешь молока? Здесь еще больше половины, – сказала девушка, протягивая ему кувшин, и невольно подняла глаза.

Взгляды их встретились. Кувшин, выскользнув из рук девушки, с грохотом ударился о глиняный пол – и молочные капли брызнули во все стороны, окатив их босые ноги непорочной прохладой. Табил бросилась на колени и начала лихорадочно собирать черепки. Лот присел вслед за ней на корточки, протянул руки и, обняв ладонями ее лицо, нежно приподнял, чтобы заглянуть в глаза. Табил плакала, беззвучно. Плечи ее мелко тряслись.

– Не плачь, Табил, это всего лишь глиняный кувшин, – сказал он и притянул девушку к себе.

Он целовал ее нежно, едва касаясь губами, в лоб, в веки, в висок, пока губы их не встретились. Он словно пил из нее душу – капля за каплей – и чем больше он пил, тем неудержимее становилась его жажда. Он встал, увлекая ее, и обнял, прижимая все сильнее, словно желая слиться с ней. Под тяжестью его тела Табил начала невольно пятиться, зацепилась ногой за половичок – и они оба упали, не разжимая объятий. Он целовал ее шею, грудь под тонкой тканью ночной рубашки, и снова – в губы, податливые и требовательные, и она жадно отвечала на его поцелуи, пытаясь приподняться навстречу.

– Лот!..Лот!.. Возьми меня!.. Сделай меня своей! – страстно шептала она, задыхаясь от желания.