Читаем Лотерея "Справедливость" полностью

— Нет… Позвонил, что задержится.

Добавил шепотом:

— У него был очень странный голос…


Соат в кабинете не было. В двух баллонах стояли цветы. Алекс вспомнил собаку.

Срок приема писем прошел, работы почти не было.

В обязанности Алекса входила только переписка с МОЧИ. Отвечать на их вопросы. Задавать им свои. Общаться.

За последнюю неделю он получил из МОЧИ только два запроса.

Вначале попросили прислать карту Афганистана. Через час написали, что не надо. Потом запросили статистику о количестве влюбленных в Узбекистане, в разрезе по возрастам и областям. Билла тогда в офисе не было, Алекс бросился к Акбару. Акбар издал ртом неприличный звук и сказал писать запрос в Министерство статистики.

Знать бы, что сейчас там с Акбаром… Вчера, глядя на то, с каким спокойствием Билл режет, накалывает и пережевывает мясо, Алекс думал: «А не сдал ли Билл сам своего дорогого компаньона?»

Кроме карты Афганистана и статистики по влюбленным, от МОЧИ никаких вестей не приходило.

Хотя по Проектному документу они уже должны были «сообщить и распространить предварительные результаты по концептуализации первоначальных результатов». Что означала эта абракадабра, Алекс не знал, но, на всякий случай, отправил запрос в МОЧИ. «Дорогой Алекс, — отвечала МОЧИ, — мы перегружены работой. Мы даже были вынуждены уничтожить многие классные игры в наших компьютерах. Мы еще только заканчиваем подсчет несправедливостей. Более подробно я отвечу тебе по возвращению из отпуска». Письмо было подписано какой-то африканской фамилией, казавшейся длиннее, чем само письмо.

Разоблачение

Алекс проверял электронную почту.

Пять писем предлагало возбуждающие средства.

Облако объявлений плыло по интернету и орошало почтовые ящики.

Алекс принялся удалять; яростно защелкала мышь.

И чуть не удалил письмо Билла.

«Привет, Алекс! Помнишь, я говорил тебе о том, что наш гренландец готовит разоблачения Лотереи? Смотри приложение».

Пока загружалось приложение, Алекс рассматривал пыль на столе и вспоминал гренландского профессора. Они сидели в тот день вдвоем, перед банкетом. Профессор его о чем-то спрашивал. Алекс что-то отвечал. «А как у вас тут со справедливостью?» — наконец улыбнулся профессор и посмотрел на Алекса добрыми холодными глазами.

По мере того как Алекс читал, в голове возникала и шевелилась картина.

Льдина. От глобального потепления или другой глобальной гадости она отрывается от берега.

На льдине — маленькая фигурка профессора. Вокруг него, притопывая и дуя в ладони, — слушатели; по рукам ходит термос с чем-то обжигающим.

— Друзья, — говорит профессор. Замерзшие глаза и носы смотрят на него. Льдину качает. — Друзья, я давно предполагал, что эта льдина отколется от берега. Я написал об этом две книги и двадцать одну статью. И вот она, наконец, откололась.

— Вы — Галилей, — хрипло говорит кто-то.

— Нет, — не соглашается профессор, — я не Галилей… Время Галилеев прошло.

— Совсем прошло? — спрашивает юноша с термосом.

— Да, — отвечает профессор и взмахивает руками, чтобы не упасть. Качает. — Да, — повторяет профессор. — Я доказал формулу невозможности появления Галилея в современном мире. Формулу невозможности появления Ньютона. Я вывел это из формулы современного мира. К сожалению, наша льдина не оборудована доской…

«…современный мир, — писал профессор в своем разоблачении, — переживает кризис демократии. Из священной ценности она превратилась в дешевый амулет, вроде тех, какими торговали в римских храмах. Современный мир стал миром фикций — миром просвещения без просветителей, гуманизма без гуманистов, демократии без демократов. Парадоксально, но свой вклад в обесценивание демократии внесли как раз международные организации, созданные для того, чтобы эту демократию обеспечивать. Если народ еще может каким-то образом контролировать свои правительства, избирать или свергать их, — то каким образом он может контролировать международные организации? Мне могут возразить, что и сами эти организации тоже не могут ничего контролировать, у них нет ни полиции, ни тюрем, ни бомб и ракет. Но на этом же основании можно сказать, что и религии, и средства массовой информации тоже ничего не контролируют!»

Откуда-то все-таки появилась доска. Как только профессор начинал на ней писать, доска падала.

— Таким образом, — говорил профессор, пока две женщины в одинаковых плащах поднимали доску, — международные организации создают новую реальность, полную фикций. Они наводняют мир профессиональными демократами, профессиональными борцами за справедливость, профессиональными альтруистами.

Качало. Беременную женщину, стоявшую на краю льдины, тошнило прямо в Атлантический океан. «Пирожки!» — кричал по-гренландски парень в тюбетейке и тащил за собой санки с товаром.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее