(Алекс читал: «…одним из таких проектов стал Проект МОЧИ — Третий мир, который я имел возможность изучить самым внимательным и непосредственным образом. Целью его, как утверждается в его документах, является повышение количества справедливости. В чем же они собираются измерять это количество? Все очень просто: в количестве вмешательств со стороны международной общественности по установлению справедливости»…)
— Обратите внимание, — кричал профессор, — чем больше вмешательств, тем больше справедливости! Но мы… Мы, Люди Льдины, мы должны сказать во весь голос… Сотни людей будут следить за нашим плаванием… — Два горбуна принялись ставить палатку. Мимо них, хрустя босоножками по снегу, шла Ольга Тимофеевна — несла сдавать книги в букинистический…мы приплывем на нашей Льдине в Великобританию и скажем: «Потомки викингов! Вы изобрели английский язык, и человечество разделилось на тех, кто может произнести артикль
Кто-то уже разводил костер. Некоторые танцевали.
Алекс поднес трубку к уху:
— Да, Билл…
— Ну что, прочли?
Голос у Билла был странный: громкий и веселый.
— Еще не до конца, — сказал Алекс.
— Как вам его вывод, что третьего этапа Лотереи не будет, а?
— Как не будет?.. Нет, я еще не дочитал до этого места.
— А… Читайте. Не забыли про наш вчерашний договор?
— Нет, — скривил губы Алекс.
— Молодец, — похвалила его трубка. — И вот еще. Останетесь сегодня на ночь в офисе, на дежурство… Да, где-то с девяти вечера. Не волнуйтесь, компенсируем.
«Почему у него такой радостный голос?»
— Билл, как вы себя… чувствуете? Вы будете сегодня в офисе? Билл, вы меня слышите? Билл… что с Акбаром? Алло… Вы меня слышите? Вы слышите меня?..
В трубке шумели тяжелые холодные волны.
Алекс поднялся и стал медленно ходить по льдине.
Уход
Вера складывала вещи. Вещи. Вещидзе. Вещенко. Вещевская.
Почему она такая Вещевская? Откуда столько вещей? А носить — нечего. Женский парадокс. На пол падали какие-то платья, свитера, бесконечные ночные рубашки. Мужчины назло ей дарили весь этот хлам.
«Может, что-то ему оставить? Пусть думает, что мне ничего не надо…»
Вера села на пол и стала перебирать вещи. Нет, это она, конечно, ему не оставит, перебьется. И это — тоже…
«Что же такое? Сколько барахла, а оставить нечего. Может, вот это… Сейчас это уже не носят». Вера расправила зеленое платье, поскребла ногтем пятнышко. Встала, надела, прошлась перед зеркалом, злобно виляя бедрами.
Появилась кошка и стала брезгливо обнюхивать одежду. Почувствовав, что Вера на нее смотрит, спряталась под диван. Отношения у них были натянутые.
«Кошкина, Кошкунская, Дрянюнская», — думала Вера, стягивая платье.
Нет, не оставит. Зеленый — это ее цвет; прочь волосатые руки от ее цвета. Вера стала наполнять вещами чемодан. Надо было успеть все до прихода Врага.
Враг стал приходить рано. Серым, ласковым, неинтересным. Она сразу запиралась в своей комнате и включала на полную громкость все, что попадалось под руку. Магнитофон! Телек! Главное, чтобы уши отваливались. Или начинала петь сама, у нее был сильный самодеятельный голос. За дверью рыдала кошка.
Иногда, сквозь музыку, она слышала, как приходят какие-то соседи и чего-то требуют. А Враг им объясняет. Тогда она включала еще что-нибудь, и Враг со своими дорогими соседями тонул. А Вера падала на кровать и смеялась. Ей было жалко его, жалко себя, жалко кошку, которая стала худой и плаксивой.
Иногда она выходила из комнаты и видела, как Враг с растерянным лицом появляется из туалета. Или разогревает непонятно на какой свалке найденную пиццу. Или стоит в пижаме и смотрит на нее.
Что у нее может быть общего с мужчиной, который курсирует по квартире в пижаме? Который разбрасывает везде свои драгоценные носки и отказывается пойти и поговорить с ее свекровью?
Один раз она эти носки выбросила в окно. Не рассчитала, и они повисли на ветвях дерева. «Ой, смотрите, носки на дереве!» — радовались дети. «Безобразие, во что двор превратили!» — перекрикивали их взрослые. Вера смотрела на покрытое носками дерево и спрашивала себя, как она вообще могла поселиться в этой квартире с таким совершенно ненужным ей мужчиной.
«Он из породы воздушных шариков, — говорила Вера сама себе, стоя у зеркала. — Такие или летают надутыми где-то в небесах, или лопаются и превращаются в тря-почку».
— Вера… — говорила ей по вечерам тряпочка.