Лотерея "Справедливость"

«Да, сегодня же Первое мая…» — вспомнил Алекс и почувствовал запах открыток, которые надписывал в детстве: розовые цветы и трудящиеся — цена 5 коп.

— Алекс!

Сережа направился к выходу. Могучий, геометрически правильный Сережа. Вылитый трудящийся.

— Алекс, не оставайся тут… Фигово здесь.

«Чем я виновата? — говорил кто-то на улице. — Все до копеечки им отдала…»

Кто-то плакал по-узбекски.

«…до крохотной копеечки!» — клялся голос.

Алекс стоял в дверях кабинета Акбара.

Из полумрака на него глядел ужин. Хрусталь… Длинные свечи — раз, два… Двенадцать свечей. Алекс поймал в сумерках включатель. Нажал.

Лампы молчали. Еще раз нажал. Подошел к окну, стал поднимать жалюзи. Слабая струя света брызнула в лицо. И тут же опустил жалюзи. Он успел увидеть головы, которые как-то протиснулись сквозь решетку и смотрели в комнату, прижав к стеклу расплющенные носы. Алекс закрыл глаза и прислонился к стене.

— Ну что, начали уже прием? — хрипло спросил кто-то за жалюзями.

— Вам уже сказали, сестра, — объяснял быстрый, как ящерица, голос. — Завтра начнут. Сегодня же международный день отдыха.

— Праздник мира и труда, — уточнили невидимые голоса.

— Мехнат байрами[7], — согласились другие.

Голоса исчезли. Алекс обошел стол. Красное вино. Изобилие хлеба. Двенадцать тарелок.

— Сережа! — Алекс выбежал из комнаты. — Сережа…

Охранника уже не было. На спинке стула висел галстук.

Алекс зашел к себе. Помучил выключатель. Света не было и здесь.

Сварил себе кофе.

Полшестого.

«Я ведь только переводчик», — думал Алекс.

Встал, снова прошелся по офису. Ковролан. Раковина, перед которой Соат попросила его помыть руки. Тяжелая теплая вода. Он уронил тогда кусок мыла. Надо было поднять его и бежать, бежать отсюда. Теперь поздно. Двенадцать свечей зажжены. Усмехнулся. Вспомнил, как еще студентом перевел original sin[8] как «оригинальный грех». «Алекс!» — качала головой преподавательница и играла по парте пальцами, словно там были клавиши. Вокруг шевелились смеющиеся рты. Оригинальный грех.

Ложные друзья переводчика. Запомним: истинных друзей у переводчика нет. Только ложные. Солнце — это не солнце. Машина — это не машина. Земля — не земля. Любовь — не любовь. Love. L.O.V.E. Четыре буквы. На две буквы короче русской. В английской любви нет похабной буквы «б»…

Поэтому она другая. Не такая, как «любовь». Если бы исчезла буква «б», сколько эротических существительных и глаголов пропало бы из русского языка…

Интересно, когда В.Ю. досочинит свою бомбу и побомбит ею что-нибудь, на каком языке начнут разговаривать люди? Захотят ли они вообще разговаривать?

Странствие по дороге сновидений

Алекс открыл глаза. Перед ним темнела Соат.

— Я не могла тебя оставить здесь одного, любимый.

Вскочил с кресла; нажал на мобильник. Без пяти десять!

— Где ты была?

— У психиатра, милый.

Включила настольную лампу. Алекс снова упал в кресло. Тело было тяжелым, потным. Целлулоидным.

— И что он тебе сказал?

— Сказал, что от любви они не лечат. Посоветовали пить витамины и завести ребенка.

Алекс стал тереть виски.

— Витамины я уже купила…

Дверь офиса распахнулась, вылетел Алекс, застегивая рубашку.

— С праздником, с праздником! — зашумели люди.

Палатки, костер.

— Эй, сеньор, сеньор… Улуг байрамингиз билан![9] Когда прием начнете?

Машин не было. Алекс бросился в сторону проспекта. Выбежала Соат.

— Туда, туда побежал, — замахала толпа. — С праздником, сестра. Мир, труд, май!

Соат бросилась за Алексом. Желтые окна, стволы. Ни одной машины.

— Алекс! Не убивай меня, Алекс! — кричала ему в спину Соат. — Любимый… Счастье мое! Жизнь моя… Ты мне столько дал, любимый мой!

Заскрипели открывающиеся окна:

— Пьяная… Милицию надо!

Алекс остановился.

— Соат…

— Счастье, счастье! — нахлынула на него Соат.

Алекс отшатнулся. Выдохнул:

— А собаку? Мертвую?

— Клянусь, клянусь — не я, — Соат приседала и пыталась есть землю.

Алекс хватался за голову и улетал в пустые лабиринты Дархана. В кармане весело пел мобильник. «Всех нас подружит бе-елый танец ва…».

— Алле! — кричал Алекс.

— Алекс, — плакал голос Владимира Юльевича. — У меня беда! Алекс, срочно…

— Да что это я им всем… Через полчаса перезвоните!

Короткие гудки. Стук каблуков за спиной.

— Алекс, мне ничего не нужно… Только…

Машина!

Не доезжая, остановилась.

Из машины прямо на Алекса вылетела женщина с чемоданом и перекошенным лицом. За ней выбежал мужчина: «Верочка… Верочка».

— О! Какие люди! — расхохоталась Вера, узнав Алекса. — Алекс, знакомься, это Слава; врежь ему, пожалуйста, по морде!

Сзади подлетала Соат:

— Любимый… Я хочу, чтобы ты подарил мне ребенка…

— О! — Вера сделала круглые глаза. — И эту дамочку я знаю! Не лезь, говорю, подонок… И ты не лезь. Сейчас мой Алекс даст по морде моему Славику, а потом пусть дарит, что хочет…

— Алекс! — орал Славяновед, вырывая у Веры чемодан. — Зачем тебе Вера? Зачем ты ее к себе… Да стой, по-мужски поговорим!

Алекс бросился прочь.

— Трус! — захлебывалась Вера. — Подонки! Отдай чемодан. У меня сын есть! Он вырастет и вам всем… слышите, всем врежет!