Лотос

Я качаю головой.

– У Клем и Гейба кое-что было…

Мама кивает, понимая намек.

– Без проблем. Почему бы вам двоим не взять себе что-нибудь выпить? Сидни, я уверена, Оливер был бы рад познакомиться с дядей Рори.

– Дядя Рори ужасен.

Я ни за что на свете не стану подвергать Оливера нескончаемым историям дяди Рори о жизни в Бронксе, когда он был бандитом-наркоторговцем, ставшим в итоге христианским священником.

Ой.

Но предложение выпить звучит фантастически.

– Мы будем поблизости, мам. Нас ждут закуски и гоголь-моголь[36].

– Наслаждайтесь! – кричит она нам в спину, когда я утаскиваю Оливера прочь.

Взяв его пальто и сняв свое, я вешаю их на пустой стул и бросаю взгляд на тележку с напитками. Когда я подхожу ближе, до меня доносится отталкивающий запах, от которого по спине пробегает дрожь: эвкалипт. Я смотрю на охапку сухих листьев и мигом проглатываю угнетающее воспоминание.

– Будешь гоголь-моголь? – спрашиваю я Оливера, беря себя в руки. Одновременно с тем я отмечаю его беспокойные ноги и блуждающий взгляд. Ему явно не по себе, и я его не виню – даже мне неуютно среди моих чокнутых родственников, и это о многом говорит, учитывая, что я… это я.

Оливер облизывает губы и, наконец, неохотно кивает.

– Давай.

Я наливаю два больших бокала и протягиваю ему один из них.

– Ваше здоровье.

– Да. За здоровье. – Он натягивает улыбку, когда мы чокаемся бокалами, затем делает большой глоток.

Он выплевывает напиток обратно в стакан.

– Не понравилось? – спрашиваю я сквозь смех.

Оливер смотрит на меня широко раскрытыми глазами.

– Я думаю, что напиток испорчен. Мы должны предупредить остальных.

Я смеюсь еще сильнее и фыркаю.

– Оливер, это всего лишь ром. Это гоголь-моголь на спиртовой основе. – Боже, это выражение его лица, когда он обдумывает мой ответ. Облегчение, смех, намек на смущение. Ничто и никто не трогает мое сердце так, как Оливер Линч. – Но если тебе не нравится, я могу принести пепси или еще что-нибудь.

Он чешет затылок, переводя взгляд на меня.

– Все хорошо. Теперь я знаю, что это меня не убьет.

Наши улыбки похожи, что заставляет мою кожу гореть.

Почувствовав, что мы тонем друг в друге, моя сестра подходит и шлепает меня по заду – из моего горла вырывается вскрик. Она поднимает брови.

– Отойди немного влево и посмотри вверх. Я могу тебя подтолкнуть, если хочешь.

Мой взгляд убийственен.

– Омела. Класс. Мне не пятнадцать, Клем.

– Омлет? – спрашивает Оливер, вращая свой бокал длинными пальцами, затем делая еще один глоток. Он морщится, сглатывая.

– Это рождественский знак для поцелуев. Не обращай на нее внимания, она ребенок.

– Ох. – Еще один медленный глоток. Раздумья. – Я не уверен, какое отношение омлет имеет к поцелуям. Или Рождеству, если уж на то пошло.

Клем смеется рядом с нами, потягивая газировку из банки, поскольку она вызвалась отвезти нас домой.

– Это растение. Если тебя застукают стоящим под омелой, ты должен поцеловаться. Это традиция, – настаивает она, прищурив глаза. – Если ты не будешь соблюдать традиции, Сид, мне придется позвать сюда кузину Хэтти, чтобы она заменила тебя. А ты же знаешь, какой у нее становится язык, когда она пьет шнапс.

– Ты само зло, – говорю я сквозь зубы, прикидывая все способы, которыми я могу отомстить ей. Я поворачиваюсь к Оливеру, который с интересом наблюдает за мной, слегка нахмурив брови и приоткрыв губы в безмолвном вопросе. – Ладно.

Без долгих раздумий я приподнимаюсь на цыпочки, чтобы запечатлеть целомудренный поцелуй на его заросшем щетиной подбородке. Я ненадолго задерживаюсь, ровно настолько, чтобы Оливер повернул голову и завладел моими губами, его собственный поцелуй был таким же мягким и сладким, почти без давления.

Но я чувствую, как давление появляется внизу живота. Мои чувства обостряются, и он – это все, что я могу обонять, пробовать на вкус, осязать. Клянусь, я слышу биение его сердца у себя в ушах.

Или, может быть, это мое.

Может быть, это наши сердца, бьющиеся в унисон, как одно целое. И, может быть, так было всегда.

Когда я опускаюсь обратно на пол, глаза Оливера все еще остаются закрытыми, его губы приоткрытыми и слегка измазанными красной помадой. Я поднимаю большой палец к его нижней губе в попытке убрать маленькое пятнышко. Его глаза распахиваются: слова, написанные в его пылающих радужках, говорят мне все, что он хотел сказать этим поцелуем.

И я «слышала» его.

Мой большой палец покалывает, когда я отстраняюсь, и Клем быстро прерывает наш интимный момент.

– Молодец, девочка, – острит она, подталкивая меня плечом и подмигивая. Она шепчет то самое слово, выскальзывая из кухни: – Потенциал.

Оливер пристально смотрит на меня, его влечение очевидно, и я чувствую, что рушусь.

К черту все.

* * *

Наблюдать за тем, как Оливер становится пьяным, было забавно, – это заставляло меня улыбаться весь вечер. Мне не хотелось оставлять его, но как только гоголь-моголь подействовал, Оливер обрел уверенность в себе… и дядю Рори.