Лотос

– Я читала о вас с этим графом Де Моро, – сказала вдруг тетя Аля, краснея, и я подумала о том, как это, должно быть, выглядит со стороны. Молчаливая нескладная дочка знаменитой актрисы, «девочка с запросами», как она назвала меня, встречалась с ее сыном целых два года, а потом во Франции познакомилась или, правильнее будет сказать, подцепила кого-то получше, поинтереснее – графа – и всё, плюнула на ее сына, променяла его на деньги и статус. Что тетя Аля могла прочитать, что могли написать эти журналисты? Могла увидеть мою фотографию в окне дешевой многоэтажки в арабском районе, могла представить себе, что это за «любовь» у меня с графом. Никаких упоминаний о том, что у Золушки до появления принца уже был другой. Ее сын Сережа.

– Газеты всё врут, – сказала я, уткнувшись в чашку, но подавилась чаем и закашлялась. Пауза висела долго, слишком долго, чтобы разговор снова перешел в нормальное русло. Я заторопилась, сказав, что мне пора уходить, что мне еще нужно навестить маму в больнице. Тетя Аля тут же засуетилась, принялась собирать какую-то еду для мамы, которую, как я не отнекивалась, мне пришлось взять.

– У мамы диабет! Ей нельзя пирожков, – пожаловалась я, пытаясь избавиться от увесистой пачки.

– Диабет? Как? А мы не знали! Она из-за этого в больницу попала?

– Да, из-за этого.

– Какая жалость. Такая красивая женщина, такая сильная, талантливая! – воскликнула тетя Аля, но пирожков обратно не взяла. Мне пришлось тащить их, прекрасно понимая, что мама ни за что в жизни не станет есть чьих-то там пирожков. Если я и казалась кому-то «девочкой с запросами», то моя мама ею была.

* * *

Я не соврала, когда сказала, что собираюсь навестить маму, хотя изначально и не планировала этого делать. После тяжелого разговора я бежала по улице, чувствуя себя оторвавшимся листком, который уносит ветром. Странное, крайне специфическое чувство снова овладело мной. Мне казалось, что я что-то упускаю, чего-то не понимаю. Будто я склонилась над кучей разрозненных пазлов, из которых все пытаюсь – безуспешно – собрать слово «Вечность». Я все больше и больше сомневалась, что из этой неразборчивой груды можно сложить целостную картину. Нужно отделить зерна от плевел. Что-то я упускаю, но что? Что нельзя плакать на бегу? Что Андре разозлился так, что, возможно, уже бросил меня?

Я просто хотела увидеть маму.

Когда я пришла, она спала, но я уже привыкла к этому и даже называла ее про себя Спящей Красавицей. Меня пропустили к ней без единого вопроса, в платных клиниках не бывает приемных и неприемных часов. Если бы я захотела, то смогла остаться тут на ночь. В палате было хорошо, спокойно. Мерно тикали часы, но звук не мешал мне думать, а маме – спать. Приоткрытое окно снимало тяжелый запах лилий из букетов, он становился переносим. Мама любила цветы не за их красоту, а за то, что они обозначали. Успех, востребованность, поклонники, роли, роли, больше ролей. Ее работа была ее жизнью, она не ценила простого счастья, любви, меня. Только когда говорили: «Мотор», мама становилась самой собой.

– Кто здесь? – ее голос заставил меня подпрыгнуть в кресле, где я свернулась клубочком, раздумывая над кусками моего не собираемого пазла, куда теперь еще добавились и родители Сережи.

– Мама? Это я, Даша. Господи, мама. Ты пришла в себя? – Я улыбалась и плакала одновременно. Я думала, что на сегодня выплакала все слезы, но эти были другими, хорошими.

– Я пришла в себя еще вчера, если уж на то пошло, – сказала мама ворчливо, и я невольно рассмеялась, бросилась к ней и взяла ее за руку. Рука была холодной и тонкой, мама сильно похудела. Зато характер не изменился, она смотрела на меня и кривилась от раздражения.

– Почему ты не причесана? – спросила она, разглядывая мой хвостик.

– Я-то как раз думала, что причесалась.

– Замотать волосы куском резинки – не значит причесаться, Даша. Ты похожа на учительницу географии.

– Почему именно географии? – усмехнулась я, укрывая мамины руки одеялом. Я продолжала держать ее ладони в своих под ним. Только сейчас, сидя тут рядом с нею, я вдруг поняла, насколько боялась ее потерять. Без нее моя жизнь не имеет никакой точки опоры, она всегда была моим солнцем, вокруг которого я вращалась. Мне было наплевать на то, что меня не замечали, мне было все равно, сколько других планет – мужчин, любовников, знакомых и поклонников крутится вокруг моей звезды. Она все равно всегда возвращалась ко мне. Моя мама.

– Не знаю, почему. Ну кто может стать учителем географии? Я вообще повесилась бы, если б мне пришлось оказаться в комнате с двадцатью детьми, но кто уж не имеет фантазии на что-то другое – они идут учить литературе, иностранным языкам, математике там. А география – это уж совсем странно, как твой хвост дурацкий.

– География, между прочим, очень важная наука. Она открыла все континенты.