— Цветы и листья этой травы обладают сильным запахом, отпугивающим насекомых. Усадьба Цайлян построена посреди пресного озера, здесь тучи комаров, и только в этом месте их нет. Этот вид полыни солнцелюбивый и растёт на сухих почвах. В усадьбе Цайлян из-за особенностей рельефа только это место находится на возвышенности, его не достигает вода, и только на этом клочке сухой земли растёт полынь. Поэтому если кто-то захочет сбежать от комаров и посидеть в тенёчке, вероятно, придёт сюда. — Он слегка улыбнулся, как будто миролюбиво. — Думаю, в тот день госпожа Го пришла сюда, чтобы почитать стихи, повышивать или порисовать, и встретила этого человека. У неё было доброе сердце, она не относилась к нему как к монстру, а тихонько приютила его, вдвоём они читали стихи и занимались каллиграфией, её восхищал его талант. Этот мужчина влюбился в госпожу Го и однажды тайком подбросил в её покои записку с просьбой о свидании, которую и увидел Го Цянь… — Ли Ляньхуа нахмурился. — Или же Го Цянь вырвал записку из рук жены, иначе неясно, почему Сюй Хэюэ пришла к назначенному времени. Когда Го Цянь прибыл сюда и увидел странного незнакомца, он был сильно потрясён и убил его — однако его жена увидела это, испугалась его устрашающего вида, споткнулась о порог и упала в озеро. Го Цянь посчитал, что она сбежала, наспех расчленил труп, спрятал в этом агате, но из-за торчащих внутри кристаллов голова уже не влезала, и он спрятал её в другом месте. Когда он избавился от тела, то обнаружил, что жена утонула. Разумеется, нельзя было, чтобы тело Сюй Хэюэ нашли в этом месте, иначе раскрылась бы и смерть странного незнакомца. Поэтому он сел в лоханку и перевёз тело жены к окнам своих покоев, изобразив, будто она утонула там — вот только он и представить не мог, что той ночью за всеми его действиями наблюдал Го Кунь, и накрепко их запомнил. Он распустил слуг и оплакал жену — боюсь, по большей части, чтобы никто не узнал об останках в зеркальном камне. Однако двадцать с лишним лет спустя жена господина землевладельца вдруг тоже утонула в лотосовом озере — и тоже под окнами тех покоев, точно так же как Сюй Хэюэ. Го Цянь был уже стар, он не ожидал, что Го Кунь научится у него убивать — и умер от страха, это в рамках здравого смысла.
В ночь, когда погибла Цуй-эр, тем жутким лицом был череп, который Го Кунь тащил на спине, проходя мимо его окна.
Ван Хэйгоу и Го Дафу в оцепенении надолго уставились друг на друга, а потом выдохнули с облегчением. Догадки Ли Ляньхуа были всего лишь “предположением”, но то, что Го Кунь подражал убийце, не вызывало сомнений, и если останки в зеркальном камне схоронил не Го Цянь, то кто ещё мог спрятать их там, так, что за пятьдесят с лишним лет никто не обнаружил? В том, кто убийца, сомнений почти не осталось. Но почему Сюй Хэюэ позволила остаться этому незнакомцу? Неужели между ними правда зародились чувства? Кем был этот человек? Добрым или злым? Го Цянь совершил убийство из ревности или от испуга? Теперь уже не узнать наверняка, как всё было на самом деле, но слушая догадки Ли Ляньхуа, все крепко сжали кулаки и вновь невольно почувствовали исходящий от зеркального камня холодок.
Случайность, несчастье, обман, любовь и страх привели к убийству, и это сокрытое злодеяние странным образом на протяжение десятилетий возмездием отражалось на потомках семьи Го…
Глава 22. Смертоносное свадебное платье
Дело об убийстве в усадьбе Цайлян было раскрыто. Ван Хэйгоу позвал писца и продиктовал пространный, на много тысяч слов доклад в приказ Далисы, выставив всё таким образом, будто начальник Ван самолично, во главе приказных, сидел в засаде три дня и три ночи, сделал выводы из поступков Го Куня и наконец нашёл шестипалого человека, чьё убийство было скрыто. Го Дафу после пережитого ужаса, несколько дней провалялся в постели с жаром. Го Хо, преисполнившись сыновним почтением, притащил любимые отцом произведения благородных гостей, и прилежно учил иероглифы у его постели, зачитывая стихи вслух. Го Дафу воодушевлённо приготовился познакомить сына с излюбленными шедеврами, на этот раз они разбирали акростих, и Го Хо вдруг зачитал написанные Ли Ляньхуа “стихи”.
— Э? — Го Хо обалдело прочитал: — “Г-о-б-о-л-в-а-н”.
— Что ты сказал? — растерялся Го Дафу.
Го Хо выпустил из рук эти “стихи” и серьёзно ответил:
— Это акростих.
— “Г-о-б-о-л-в-а-н”… “Го — болван”… — пробормотал себе под нос Го Дафу, вдруг снова рухнул в кровать и ещё три дня пролежал в горячке. После этого его интерес к стихам благородных людей значительно поубавился, зато торговля лекарствами стала процветать как во времена предков.
Всё вышесказанное случилось потом, после того как Ли Ляньхуа, прожив в усадьбе Цайлян три дня, на четвёртый наконец вернулся в городок Сюэюй, к своему дому, с таким трудом притащенному туда.
Он так давно не видел свой черепаший панцирь, что соскучился по нему. Кто знает, целы ли ещё двери и окна?