Лоцман. Сокровище государя

Кто помог – вызнали быстро. Девка одна возле башни крутилась. Рыжая такая, из соседней деревни – Жданки. Меланьей звали…

Девку словили сразу, да сразу же зачали и пытать. На дыбу вздернули, постегали кнутом маленько – вот и призналась. Она, она лиходею помогла – да на то и видаки нашлись. Свидетели! Не отопрешься… Так ведь не особо и отпиралась рыжая. Улыбалась под кнутом, словно совсем боли не чуяла, и глаза ее при том были такие… шалые. Люблю, говорит, его – Сома, лиходея!

Вот оно что… Любовь, однако!

Прелюбодейку сожгли в срубе. Средь царской свиты священник один, Никона-патриарха ставленник, оказался, он-то и предложил – сжечь. Ну, чтоб без пролития крови. Так и сладили. У помоста врыли в землю кол, вокруг него, на некотором расстоянии, небольшой срубик сложили, вроде колодезного.

Нагую деву привязали к колу, а срубик, сенцом обложив, зажгли. Вначале еще ничего было… потом печеным мясом запахло… да-да, печеным, не сжигали преступницу – заживо пекли! Страшно кричала Меланья, особенно когда вытекли от нестерпимого жара глаза да начала лопаться кожа…

Не выдержал тогда Никита Петрович – бочком-бочком да подался прочь с лобного места. Да и не один он дал тогда слабину… Нет, все правильно – за дело Меланью казнили… Только как-то это нехорошо. Ну, повесили бы или там расстреляли из луков. Голову рубить – это казнь легкая, дворянская – не для нее. Ну, хоть как-нибудь по-другому, ага… Чтоб запаха тяжелого мясного не чувствовать, не видеть лопающихся глаз, криков, стонов ужасных не слышать бы… Эхх…

А Сом-то Лихой – хорош гусь! Сбежал, гадина. И ничем своей юной спасительнице не помог. Даже не попытался. Такая вот, похоже, любовь. Односторонняя, как сабля.

После казни вдруг обнаружилась мертвой сторожа у обоза царского. Все четверо стрельцов – убиты. Ловко, быстро, без шума. Сначала – вылетели две стрелы, да метко так, в горло! Потом, похоже, объявился и злодей – надо сказать, опытный, умелый – оставшиеся стрельцы даже на помощь позвать не успели.

Пока людишки на казнь глядели, лиходей свое дело справил, до царского сундука добрался. Унес крест наперстный в каменьях, иконку малую в богатом окладе да перстни златые. Талеров на пятьсот! Ну, для царя ущерб небольшой, однако не в ущербе дело – в чести! Это ж надо так – самого государя обворовали, тати поганые!

Слухи об том деле потом ходили разные. Местные мужики всерьез поговаривали, что провернул его не кто иной, как Лихой Сом! Далеко он не убежал, затаился поблизости, запрятался до поры до времени, выжидал. И вот – дождался.

Сволочь! Это вместо того, чтоб любимую деву спасать…

* * *

Как и ожидал Бутурлин, суд по делу «буянов» прошел быстро и вполне справедливо. Никто от них ничего уже не хотел, тем более что драку признали обоюдной. Приговорив всех к покаянию и битью поклонов по сто раз каждую утреннюю и вечернюю молитвы, судейский счел свою задачу исполненной и тотчас же приказал «гнать дармоедов из узилища поганой метлой», что и было тут же исполнено к вящей радости узников.

Выписав на немецком дворе подорожную, господин Михаэль Киске тут же отметил ее в воеводской избе, где располагалось местное «присутствие» или «приказ», и с легким сердцем пустился в путь вместе со всем своим караваном. Как понял Никита, старший приказчик был тут самым главным, исполняя волю пославшего негоцианта, так что все дела здесь решали с ним.

Выехали в понедельник, поутру, о двадцати двух подводах, груженных пенькою, кожами, воском, бочонками с медом и рыбьим зубом. Последний в количестве четырех подвод купил лично господин Киске, купил на удачу у проторговавшихся архангелогородских купцов. Все возы тащили четверки лошадей, запряженных по двое, цугом. Каждую телегу аккуратно укрывала рогожка, имеющая на рижском рынке свою конкретную цену. На каждом возу, кроме возницы, сидел приказчик или обозный служка, вооруженный пикой, арбалетом и палашом. Имелись в караване и аркебузы – через воз. Хоть места кругом казались довольно людными – все же торговый тракт! – опытный старший приказчик все же еще и выставлял походную охрану – по двое всадников впереди и позади обоза. Караульную службу приказчики и служки несли по очереди, не чинясь.

Михаэль двинул обоз по короткому пути – через Нейгаузен, Новгородок Ливонский, что строго-настрого запрещалось специальным королевским указом. Впрочем, указ сей распространялся только на русских купцов… коих тоже оказалось на тракте предостаточно – и попутных, и встречных. То ли они не ведали об указе, а, скорее, просто плевали на него с высокой колокольни… что всячески приветствовали власти Нейгаузена, к вящей своей выгоде.

В Нейгаузене, у замка, остановились на просторном постоялом дворе. Возы с самым ценным товаром загнали во двор, остальные расположились рядом под надежной охраною все тех же приказчиков и слуг. Успели засветло, а вечерок нынче выдался добрый, солнечный, с пышным оранжевым солнцем и неумолчным щебетом птиц. Правда, вчера вот целый день шел дождь. И позавчера. Вон, лужи еще не высохли.