Лоцман. Власть шпаги

Зря так пошутил! Вскочив с лавки, девушка лукаво сверкнула глазищами:

– А и сниму! Запросто. Коль уж ты, господин, велишь…

– Да не велю я!

А уж теперь – говори – не говори, а первое слово дороже второго! Не-ет. Судя по взгляду лукавому, вовсе не за перстнем явилась крепостная красотка, за чем-то другим – за чем – она сама знала. Знала и не стеснялась.

Быстро сбросив с себя сарафан, осталась в одной летней рубахе из тоненькой льняной ткани. Уселась на лавку, голову набок склонила:

– Ой, господине… Что-то у меня на шее… глянь… Может, слепень какой укусил?

– На шее, говоришь…

Еще ниже склонила голову дева, сверкнула в вырезе рубашки грудь… А на белой нежной шейке… нет ничего не было, никакого укуса, но… Так хотелось ее поцеловать!

Бутурлин не выдержал, поцеловал юную красавицу в шею, рука его, словно сама собой, скользнула в вырез, нащупав трепетно юную грудь с розовым, быстро твердеющим сосочком…

Серафима тяжело задышала, пышные ресницы ее дернулась…

– Ах, господине… в опочивальню иди…

– Как скажешь… – поцеловав деву в губы, так же шепотом отозвался помещик. – Иду… Жду…

– Я скоро!

Никита Петрович едва успел сбросить одежку, как юная одалиска предстала пред ним нагая, во всей красе! Длинные стройные ножки, плоский живот с темной ямочкою пупка, грудь… не большая, но и не маленькая, трепетно вздымающаяся, зовущая…

И ясные голубые глаза… Распущенные волосы, хлынувшие по плечам золотым водопадом!

– Иди сюда, милая…

Обняв деву за бедра, Никита принялся целовать пупок, потом опустился ниже… руки его скользнули по спине красавицы, лаская, нащупали позвоночник, лопатки…

– Ах…

Схватив деву в охапку, Бутурлин бросил ее на ложе… послышались стоны… скрип…

– Ты, Серафима, замуж-то хочешь? – чуть погодя, раскинувшись, негромко спросил помещик.

Юная красавица улыбнулась:

– Да надо бы, господине. Мы ж народ подневольный – за кого укажешь, за того и пойду.

– Надо, чтоб тебе нравился.

– Да уж это пустое. Лишь бы заботился да не бил.

– Бить станет – только скажи…

Никита Петрович потянулся и с нежностью погладил любовницу по спине. Девушка задумчиво покусал губки:

– Ой, батюшка… Ты и впрямь, как я попрошу, сладишь?

– Сделаю! Слово даю. А Бутурлины слов на ветер не бросают!

Привстав на ложе, молодой помещик горделиво выпятил грудь, словно находился сейчас на государевом войсковом смотре, а не в кровати с молодой да красивой девкой. Впрочем, помещиком Никита Петрович был не злым, можно сказать, добрым, и людишек своих никогда зря не тиранил.

– Я вот что думаю, милостивец, – прижившись к широкой груди любовника, тихо протянула девчонка. – Ты меня на сторону не продавай. Господин ты хороший, добрый. А коли замуж – так за Федора Хромого отдай.

– За Федора? – помещик искренне удивился. – Так он же вдовец, да и тебя старше намного.

– Ну и что – вдовец? – сверкнув глазищами, хмыкнула дева. – Зато он сапожник добрый. И дом – справный, и… А что хром да стар – так это пустое. За кого мне у тебя, господин, выйти-то? Ну да, глянутся парни… некоторые. Так они скоро с тобой в поход уйдут… да там и головы сложат во славу государя нашего! Ведь может такое случиться?

– Может. Вполне. На то и война.

– Ну, вот. Так что уж лучше – Федор, – Серафима прикрыла глаза, размечталась. – Выйду за Федора, будет он меня холить да лелеять – сам про то говорил.

– Иди ты! – шутливо шлепнув девчонку по ягодицам, весело рассмеялся помещик. – Так он уже к тебе подкатывал?

Красавица дернулась, повела белым атласным плечиком:

– Ну а чего ж? Иль я не пригожа?

– Пригожа, пригожа, – пряча улыбку, успокоил Бутурлин. – Уж этого не отнять. Однако же…

Никита Петрович неожиданно замолк, однако ж Серафима продолжила за него, в милой порочности своей прекрасно осознавая, что именно хотел сказать барин. Тряхнув головой, сверкнула очами:

– Хочешь, господине, сказать, что не девственна? Ну да, не девственна. Прошлолетось на сенокосе с парнями повалялась, чего ж. Однако ж нонче не старые времена!

А вот в этом дева была права, права полностью! Чай, не дворянка, не боярышня – на что ей девичья честь? Среди крестьян потеря девственности особым недостатком не считалась, да и женщину с ребенком молодому парню в жены взять – не позор. Главное – чтоб понесла, чтоб детей нарожала. А вот, ежели без детей, тогда – да, тогда – труба дело.

– Я вот еще что замыслила, Никита Петрович, – между тем продолжала девушка. – Коли воля твоя на то будет, так мы б с Федором на посад тихвинский перебрались, лавку открыли б или рядок.

Тут Серафима стала совершенно серьезной, даже насупилась:

– Ты, господине, не думай, в накладе не останешься. Мы те с лавки кажный месяц платить будем, сколь скажешь! Пусть и немного, однако же – постоянно, ага. Вернешься со службы – а тут тебе денежка.

– Денежка – это неплохо, – пригладив бородку, задумчиво протянул молодой человек. – Я б так и сделал, как ты сказала, однако же… Юрьев день-то государь давненько уже отменил, забыла?

Серафима спала с лица…

– Отменил, да… Я и запамятовала.

– Ничего, девица, не журись! – взяв девчонку за плечи, успокоил Бутурлин. – Что-нибудь да придумаем, да.