Лотта Ленья. В окружении гениев

Брехт повторил со своим баварским акцентом и громко вскрикнул:

— Точно. Мягкие согласные и темные гласные. Необычное сочетание. То, что нам нужно. У меня сразу появилась идея, — сказал Брехт и стал бренчать на гитаре. Иногда у него получается неплохо, но сочинять он не умеет.

— Интересно, — смело вмешивается Курт. — Может, мне попробовать.

Больше всего им нравилось обводить рукой Северную Америку, благословенный континент ковбоев, джаза и виски. Кажется, не имеет значения, любят они его или ненавидят. Но то, как Джек Лондон описывал этот континент — грубые обычаи, золотоискатели и борьба за место под солнцем, — имело особую притягательную силу, и даже распространение капитализма их не отталкивало.

— Об этом, в общем-то, и речь, Лотта. Не об Америке, — объяснил Брехт. — Нам просто нужен подходящий фон.

В этот вечер Лотта должна ему кое-что спеть. Но только когда уйдут все посторонние. Они с Куртом решили исполнить «Алабамскую песню». Несколько дней назад Курт позвал ее к инструменту, чтобы послушать, как эта песня звучит в ее исполнении. Она пела с неистовым отчаянием, драматично раскачивая «р» и создавая впечатление, что действительно сейчас умрет, если ей не покажут, как дойти до ближайшего бара, где выпьет виски.

Курт смеялся.

— Лотта, это грандиозно. Пожалуйста, спой это Брехту. Может быть, он даст тебе роль. Ты бы хотела?

— Думаю, да. — Она колебалась, хотя именно такую реакцию и ожидала. Инициатива должна была исходить от Курта. — Ты правда думаешь, что ему понравится мой голос?

— Понравится? Лотта, детка, когда он тебя услышит, он поймет, что именно так представлял свое произведение и просто не догадывался, чего не хватает без твоего голоса. Это произошло со мной.

Лотта надеется, что он прав. Брехт и у нее позаимствовал несколько идей, особенно когда речь зашла о девушках легкого поведения.

Все самое важное из общего обсуждения в единое целое собирает секретарша Брехта Элизабет Гауптман, печатая быстрыми пальцами на машинке. Лотта могла наблюдать, какую огромную часть его работы выполняет она, оставаясь полностью в тени. И потом передает Брехту результаты, чтобы он захапал себе все лавры. Несмотря на преданность его идеям, Элизабет — лишь одна из многих женщин, с которыми он спит. Она никогда не жалуется, но все же не может полностью скрыть страдания, которые причиняют его увлечения другими женщинами. А его жена настолько хитра, что даже не появляется на таких встречах.

Лотта спрашивает себя: может, и ее любовники помогают преодолеть такие же страдания, потому что в толпе у каждого меньше веса? Конечно, Лотта не из тех, кто может обвинять Брехта в любовных аферах. Но если он предпочитает стать для своих женщин единственным смыслом жизни и они страдают от каждой измены, то Лотта просто заполняет лакуны, которые возникают, когда муж питает бóльшую страсть к чему-то другому. Но вот зачем Брехту каждый раз становиться отцом? Говорят, Марианна не может ему простить, что Хелена Вайгль забеременела почти одновременно с ней. Особенно после стольких сложностей с сыном от предыдущего брака, с матерью которого он все еще спал, когда уже был с Марианной. Вот такой он у нас, Биди. Курт — единственный, кто не называет его по прозвищу. Он остается на «вы».

— Как я могу работать с человеком, у которого такое нелепое прозвище?

— Так, опять началось, — бормочет Лотта, когда до них доносится громкий шум с улицы. В последнее время жестокие столкновения происходят часто, даже не поймешь из-за чего.

Каспар Неер с любопытсвом выглядывает из окна.

— Вопрос только в том, это красные сегодня скандалят, или мы имеем дело с коричневой сволочью — если коричневые, то давайте им на головы выплеснем наше пиво. Их новый гауляйтер вызывает тихий ужас.

Под громкий смех остальных он неловко хромает. Каспар редко выказывает кому-то уважение, и даже Брехту — привилегия старого друга детства. Когда поэт слишком уж расходится, он закатывает свои голубые глаза и тяжело вздыхает.

— Я это слышал еще пятнадцать лет назад.

— Вызывает ужас? Да, Кас, и не только из-за косолапой ноги, — мрачно соглашается Брехт. — Вы когда-нибудь слышали, как говорит этот Геббельс? Тогда вы знаете, чего мы должны избегать любой ценой. Я не потерплю вокруг себя лживой помпезности! Господин Вайль, вы слышите? Это касается и музыки.

Курт снисходительно улыбается.

— Думаю, до сих пор я с этим очень хорошо справлялся.

Эти два человека представляют собой необычный дуэт. Курт носит чистый воротничок, его руки пахнут мылом, а руки Брехта покрыты никотиновыми пятнами и воротнички мятые. Курт настолько сдержан, что некоторые считают его высокомерным. Брехт порой сдерживает себя, но только для того, чтобы, чувствуя превосходство, подкараулить добычу.

— Главное — чтобы это не стало большой оперой! — весело произносит Лотта.

На ее шутливый намек о требовании Брехта Вайль, покачивая головой, серьезно отвечает: