— И как вы собираетесь все чемоданы уместить в одну машину? Вы же поедете вчетвером.
Нееры тоже.
— Конечно, всё мы не сможем сейчас забрать. Что-то придется раздать друзьям. Сегодня нужно взять только самое необходимое. Хорошо, что Курта здесь нет. Иначе бы он взял только ноты и ни одной пары трусов.
Луиза смеется, а потом всхлипывает.
— Трудно представить, что вы скоро собираетесь развестись.
Лотта прикладывает указательный палец к губам.
— Тсс, тихо. Кроме тебя, почти никто об этом не знает. Мы не будем по этому поводу поднимать шум.
Луиза с непониманием смотрит на подругу.
Лотта отвечает, упорно глядя ей в глаза:
— В этих обстоятельствах это лучшее, что мы можем сделать. Ты же знаешь, что евреев, готовых бежать, практически полностью лишают собственности. И его предупредили, что он будет арестован. Если я больше не буду его женой, то смогу свободнее передвигаться и спасти его нехитрое имущество от нацистов.
Луиза поднимает руки, успокаивая Лотту:
— Разумная причина.
— Мы ничего им не оставим, — клянется Лотта с мрачной решимостью, укладывая вещи Курта в коробки и чемоданы. Хоть это она может для него сделать.
Лотта даже Луизе не говорит всей правды об их разрыве, и это заставляет ее чувствовать себя виноватой. И то, что во время сборов ей в руки попадаются бесчисленные сентиментальные сувениры, не облегчает положения. Она находит свои письма, а еще пакетик с сахаром, на котором Лотта во время одного из первых свиданий в каком-то кафе оставила красный поцелуй, — и, конечно, старинную трубку с изысканной резьбой, которую она подарила ему на день рождения. Но к счастью, у Лотты остается на это немного времени. Снова и снова звонят в дверь знакомые, которым она передает упакованные вещи. А между визитами она сортирует и собирает их, пока волосы, мокрые от пота, не прилипают к лицу.
Когда уже поздно вечером Курт — возможно, в последний раз — отпирает дверь этого домика, о котором так страстно мечтал, он обнаруживает там двух полностью изможденных женщин, обессиленно развалившихся на диване. С тоской он смотрит на пустые стены хорошо знакомого места.
— Кажется, вы здорово потрудились.
Лотта бросается в его объятия и прячет голову у него на шее. Она чувствует, как он зарывается носом в ее волосы и глубоко вдыхает. Потом немного отстраняется:
— Ты прекрасно выглядишь, малышка. Тяжелая работа тебе к лицу.
Какой же усталой кажется его улыбка. Эти Нееры должны давать ему больше спать.
— Не бери близко к сердцу, Курт, дорогой. Париж ждет тебя.
Курт ничего не говорит в ответ, только поворачивается к псу, который в этот момент заходит вместе с Эрикой в комнату.
— О, Харрас… — с тоской зовет он. Курт почесывает его за ушами, пока тот не переворачивается от радости на спину, чтобы показать хозяину еще и живот.
От этой сцены у Лотты перехватывает дыхание.
— Я позабочусь, чтобы он приехал к тебе во Францию, — тихо обещает она.
Курт подходит к ней и нежно гладит костяшками пальцев по щеке:
— Ты лучшая, как и всегда.
Прежде чем она успевает ответить, он хлопает в ладоши.
— Ну а теперь давайте поторопимся к Неерам. Они ждут нас на улице в машине.
Лотта кивает.
— Я только попрощаюсь с Луизой.
— А я дам знать Касу, чтобы он помог мне загрузить чемоданы.
Когда Курт выходит за дверь, Лотта обнимает подругу. И шепчет ей на ухо:
— Луиза, можешь сделать мне еще одно очень большое одолжение?
— Скажи какое, прежде чем я соглашусь.
— Уже назначена дата развода. Можешь пойти вместо меня? Курт тоже кого-то пошлет. Лучше, чтобы он больше не возвращался в Берлин.
— Но ведь ты здесь сегодня не в последний раз.
— Конечно нет. А когда все уладится, я заберу свидетельство. Но пока мне лучше быть отсюда подальше.
Луиза смахивает мокрую прядь со лба.
— Вы все-таки странная пара, и даже сейчас, когда расстаетесь.
— Сделаешь мне одолжение?
— Ну конечно, дорогая. А теперь постарайтесь в целости и сохранности добраться до Мюнхена.
Они обнимаются последний раз. Но теперь так крепко, что Лотта все еще чувствует силу Луизиного объятия после того, как запрыгивает к Курту на заднее сиденье машины.
— Вы готовы? — Кас смотрит на пассажиров в зеркало заднего вида.
— Да, поезжай, надо наконец покинуть эту страну, — говорит Курт. — Как же мне все это надоело.
Лотта кладет руку на его ладонь.
— Когда все останется позади, мы будем смеяться.
СЦЕНА 9
Старые знакомые и новые друзья —Париж, апрель 1933 года
Лотта поднимает бокал и произносит тост за Ауфрихтов. Режиссер и его жена Марго тоже покинули Германию в марте и переехали в Париж.