Лотта в Веймаре

Манн Томас Лотта в Веймаре

Томас Манн

Лотта в Веймаре

Роман

Перевод с немецкого Наталии Ман

{1} - Так обозначены ссылки на примечания соответствующей страницы.

Оглавление

H.Вильмонт.

Гете в романе Томаса Манна

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Приложение. Томас Манн. "Вертер" Гете.

Пер. Н.Касаткиной

Примечания Р.Миллер-Будницкой

ГЕТЕ В РОМАНЕ ТОМАСА МАННА

1

Роман "Лотта в Веймаре" ко времени его написания был вершиной и синтезом двух рядов более ранних произведений Томаса Манна: его рассказов о художнике - "Тонио Крегер", "Тристан", "Смерть в Венеции" - и его статей и исследований, посвященных личности и творчеству великого Гете, - "Гете и Толстой", "Гете как представитель бюргерской эпохи" и, наконец, замечательного этюда о "Вертере". Этот этюд автор заключил призывом написать рассказ или даже роман, посвященный поздней встрече Гете с Шарлоттой Кестнер, урожденной Буфф, - прототипом Вертеровой Лотты, которую сорок один год тому назад полюбил безвестный тогда молодой поэт, состоявший (не слишком усердным) адвокатом-практикантом при "Имперской судебной палате" в Вецларе. Первым и единственным, кто откликнулся на этот призыв, был сам Томас Манн, год спустя написавший свою "Лотту в Веймаре".

Эта книга - не "последнее слово", сказанное писателем о роли художника в формировании человеческого общества. Таковым позднее стал его "Доктор Фаустус. Жизнь немецкого композитора Адриана Леверкюна, рассказанная его другом". В этом едва ли не наиболее значительном произведении писателя преодолено его былое ограниченное понимание проблемы художника и искусства, высказано непреложное требование, чтобы художник ушел из эстетического затвора и, "побратавшись с народом", примкнул к его борьбе за справедливое переустройство общества, без чего, по убеждению Манна, немыслимо дальнейшее существование искусства.

Эта революционизирующая роль искусства еще не открылась писателю в годы созревания замысла "Лотты в Веймаре", хотя его мысль двигалась в этом направлении уже и тогда. В аспекте всегда волновавшей Манна проблемы художник и общество повесть о встрече "веймарского олимпийца" с престарелой Лоттой - переходная книга, ступень, а не вершина его неустанных глубоких раздумий о назначении искусства.

С тем большим правом можно утверждать, что эта книга - лучшее, что удалось написать Т.Манну о Гете. Ценность романа-биографии как жанра, по нашему убеждению, в том, что он не столько анализирует и обобщает (на этом поприще исследователь может и превзойти художника-беллетриста), сколько воссоздает образ героя в его неповторимой жизненности. Проникновение в душевный мир гениального человека, способность сообщать всем его словам и поступкам печать неподдельной гениальности независимо от справедливости или несправедливости авторской концепции - вот что здесь главное. В этом-то главном, решающем пункте Томас Манн добился полной победы, сколько бы мы ни оспаривали его тогдашних взглядов на искусство и на самого Гете, - взглядов, которые лучше всего опроверг он сам своим позднейшим творчеством, и в первую очередь "Доктором Фаустусом".

"Лотта в Веймаре" писалась в годы добровольного изгнания Томаса Манна, когда на его родине бесчинствовала банда гитлеровцев. Это книга большого и гордого одиночества, озаренного глубокой верой в то, что Германия - не они, а он, Томас Манн, один из достойнейших ее сынов; в ней - заклинание прошлого без неразумного намеренья претворить его в настоящее и все же не без тайной надежды воздействовать им на современность. Это роман и вместе с тем книга раздумий. Ее манера и стиль напоминают облегченного Гете-прозаика, автора "Правды и поэзии" и философских глав "Вильгельма Мейстера". Удивительнее всего, что некоторые страницы, некоторые отношения автора к изображаемому идут от Достоевского, но это в большей степени полемика, чем единомыслие с ним. Ибо истинный пафос книги, как, впрочем, и всего творчества Томаса Манна, в преодолении мира темных страстей и порывов, страшного подполья светом благого разума.

Мир неустройства, жестокой нелепицы непомерно громаден. Быть унесенным, смытым кипящей стихией неукрощенной природы и социального зла так легко и так "естественно", что раскрепощать эти темные силы не только не дело искусства, но даже нечто исконно враждебное искусству. Искусство преодоление бесформенного. Образ плотины из второй части "Фауста" - прототип не только грядущей, но и всякой культуры. Такова заветная мысль Томаса Манна. Искусство потому так и занимало воображение писателя, что он усматривал в нем закон и подобие, общие для всякого культурного созидания, для всего этического мира. Пример искусства - вот чем Томас Манн предлагает руководствоваться человеку.

В чем же существенный смысл этого "примера"?

Но прежде чем ответить на этот вопрос (в сложной, во многом и просто неверной его постановке автором "Лотты"), несколько замечаний о форме, о манере и стиле этой книги.