Лоуренс Аравийский

Разумеется, предложение являлось пустой декларацией, и было сомнительно, чтобы они заплатили деньги. Все же были необходимы некоторые предосторожности. С этой целью я увеличил свой отряд, включив в него таких людей, свирепость и беззаконность которых мешали им устроиться где-либо в ином месте.

Как-то днем, когда я спокойно читал в палатке Маршалла в Акабе (когда я прибывал в лагерь, я всегда останавливался у майора Маршалла), туда вошел, беззвучно ступая по песку, какой-то аджейль, небольшого роста, худой и мрачный, но на редкость пышно одетый. На его плече висела богатейшая седельная сумка, какой я никогда не видывал.

Почтительно поздоровавшись со мной, юноша бросил седельную сумку на мой ковер, сказав: «Твоя», — и так же внезапно исчез, как и появился. На следующий день он вернулся с таким же великолепным седлом для верблюда.

На третий день он пришел с пустыми руками в бедной рубашке и бросился ниц передо мной, говоря, что хотел бы вступить в мой отряд. Без его шелковых одежд у него был странный вид. Его безволосое лицо, изрытое оспой, могло принадлежать человеку любого возраста. Меж тем у него было гибкое тело юноши и какая-то юношеская беспечность.

Его длинные черные волосы были тщательно заплетены в три блестящие пряди вдоль каждой щеки. Усталые глаза были полузакрыты. Чувственный, влажный рот был открыт и придавал лицу игривое, почти циничное выражение. Я спросил его имя, он назвался Абдуллой, по прозванию эль-Нахаби, или вор, прозвище, которое, по его словам, он унаследовал от своего почтенного отца. Его приключения не приносили ему большой выгоды. Он родился в Борейде и в молодости много перетерпел от властей за безбожие. Когда он был уже подростком, неудача в доме одной замужней женщины заставила его бежать из своего родного города и поступить на службу к Ибн-Сауду, эмиру Неджда. На этой службе богохульство привело его к плетям и тюрьме. Вследствие этого он бежал в Кувейт, где опять влюбился. По освобождении он перебрался в Хейль и поступил в свиту эмира Ибн-Рашида. К несчастью, здесь он до такой степени возненавидел своего начальника, что публично избил его хлыстом. Тот ответил ему тем же, и, после краткого пребывания в тюрьме, он опять оказался один на свете.

В это время строилась железная дорога в Хиджазе; в поисках счастья он пришел сюда на работу, но тут подрядчик однажды уменьшил ему жалование за то, что он спал днем. Он ответил тем, что уменьшил подрядчика на одну голову. В это дело вмешалось турецкое правительство, и тюрьма в Медине показалась ему очень суровой. Через окно он бежал в Мекку и, благодаря своей испытанной честности и уменью объезжать верблюдов, был назначен доставлять почту из Мекки в Джедду. На этой профессии он остепенился, отказавшись от своих юношеских проделок, перевел в Мекку мать и отца и открыл лавку, где они работали с капиталом, полученным им в виде комиссионных от торговцев и воров.

Это был идеальный слуга, и я немедленно нанял его. У меня на службе он только один раз попробовал одиночное заключение. Это произошло в главном штабе Алленби, когда заведующий политической частью армии сообщил по телефону, что какой-то вооруженный, дикого вида человек, которого нашли сидящим у двери главнокомандующего, был без сопротивления привезен на гауптвахту. Там он заявил, что он один из моих слуг. Вот каким образом Абдулла впервые ознакомился с телефоном.

Он подвергал испытанию желающих поступить ко мне на службу, и, благодаря ему и моему другому командиру, Зааги, вокруг меня образовалась кучка мастеров своего дела. Британцы в Акабе называли их головорезами, но они резали головы только по моему приказу.

Я платил моим людям по шести фунтов в месяц. Столько же обычно платили в армии человеку с верблюдом, но я сам снабжал их животными. Таким образом, получаемые от меня деньги являлись чистым доходом, что делало службу у меня завидной.

Люди гордились тем, что состоят в моей охране. В полчаса они могли приготовиться к шестинедельному походу. Выполняя мою прихоть, они безостановочно шли ночью и днем. Не жаловаться на усталость стало вопросом их чести. Сражались же они, как дьяволы.

Борьба за Тафила

Мы ожидали в Гувейре известия об открытии наших действий против Тафила, группы деревень, господствующих над южным побережьем Мертвого моря.

Мы замышляли напасть на них одновременно с запада, юга и востока, начав с востока атакой на Джурф, ближайшую станцию Хиджазской железной дороги. Руководство этой атакой было поручено ишану Насиру-счастливчику. Он захватил с собой Нури Сайда, начальника штаба Джафара, во главе отряда вооруженных людей, одно орудие и несколько пулеметов. Они выступили из Джефера и через три дня добрались до цели.

Как обычно, Насир руководил набегом умело и осмотрительно.

Джурф являлся сильной станцией из трех каменных строений, окруженных окопами. Позади вокзала находился низкий вал, на котором турки разместили два пулемета и одно горное орудие. За валом лежал высокий, острый горный кряж — последние отроги гор, отделяющих Джефер от Баира.