Читаем Лоуренс Аравийский полностью

В Дамаск Лоуренс не входил и не видел тех объявлений с его портретом, которые, как утверждали, были расклеены по городу с указанием цены за голову Лоуренса. На обратном пути он все же остановился в Зизе, чтобы повидать шейха. Когда Лоуренс спал, один из родственников шейха прокрался к нему в палатку и прошептал: «Они послали известить турок о том, что вы здесь». Лоуренс, конечно, не стал колебаться, выполз с задней стороны палатки, вскочил на лошадь и ускакал.

Наиболее же важным эпизодом всего путешествия была встреча с Шааланом, которого Лоуренс видел, возвращаясь в Нэбк. В то время Лоуренс не желал от Шаалана ничего большего, как благожелательного нейтралитета. Однако Шаалан находился в весьма нервозном состоянии, боясь, что присутствие Назира, собирающего себе в Сирхане войска, может скомпрометировать отношения его, Шаалана, с турками. К его великому удивлению, Лоуренс предложил ему «сообщить туркам, что они здесь»! Шаалан, конечно, не мог догадаться, что за этой неожиданной для него искренностью скрывалась стратегическая хитрость, рассчитанная на достижение двоякой цели: Лоуренс знал, что, облегчая создавшееся для Шаалана положение, он поможет арабам в достижении их цели; поставив же турок в известность о том, что экспедиция готова выступить, он заставлял их думать, что она представляет неминуемую угрозу для Дамаска, в то время как в действительности силы будут продвигаться к югу Для захвата Акабы.

Глава 8. Осуществленная стратегия

Июнь — июль 1917 г.

Когда Лоуренс вернулся обратно, он застал Ауду и Назира в ссоре. Однако ему удалось легко их помирить, и утром 19 июня экспедиция выступила в поход на Акаба, которому было суждено сделаться вторым переломным моментом в войне арабов. Численность экспедиционного отряда составляла всего лишь 500 человек. Первый переход надлежало сделать в западном направлении к Баиру — группе колодцев и развалин, имевших исторический интерес и находившихся на расстоянии примерно 70 км по прямой от Геджасской железной дороги.

На второй день, когда приблизились к Баиру, Ауда попросил Лоуренса поехать с нам вперед. Оказалось, что в Баире был похоронен сын Ауды, у которого последний хотел побывать на могиле. Пригласив с собой Лоуренса, он тем самым оказал ему уважение, как другу, с которым он собирался поделить свое горе. Первое, что они увидели, подъехав к Баиру, — это поднимавшийся из колодцев дым. Оказалось, что три колодца были разрушены динамитом. На их счастье самый небольшой колодец остался в целости, а исправив еще один, они предотвратили опасность остаться без воды. Однако это неожиданное открытие вызвало у них беспокойство, так как позволяло предполагать, что турки могли разрушить колодцы также и к востоку от Ма'ана, куда они собирались сделать следующий переход. Это заставило их остановиться в Баире на неделю, произвести разведку в Эль-Джефире, а наряду с этим выяснить настроение местных племен, на поддержку которых они рассчитывали.

План, который они наметили, предусматривал внезапный переход железнодорожной линии к югу от Ма'ана и захват Абу-Эль-Лиссала — большого родника в верхней части прохода. Таким образом взятие родника являлось как бы ключом к воротам, так как оно позволило бы им отрезать от Ма'ана турецкие посты, расположенные по дороге к Акабе, которые вследствие голода были бы вынуждены сдаться.

Для выполнения задуманного удара требовалось прежде всего успокоить подозрения турок. Сделать это казалось весьма трудным не только потому, что пустыня была местом, где слухи распространялись очень быстро и где каждый враждебно настроенный араб являлся прекрасным осведомителем турок, но также и потому, что Акаба являлась слишком очевидным объектом для нападения. Лоуренс положился в данном случае на неоднократно оправдавшую себя недальновидность турок и решил сыграть на их бестолковой подозрительности путем искусственного отвлечения их внимания. Нужно сознаться, что проделал он это весьма ловко.

Еще до начала экспедиции Лоуренс неоднократно намекал о намечавшемся наступлении на Дамаск. Шаалан помог ему, сообщив об этом туркам, которых он хотел предостеречь. В достижении своей цели Лоуренс рассчитывал также на неосторожную и бессознательную помощь со стороны Назиба. Кроме того, случайно в руки турок попали секретные документы Ньюкомба, содержавшие схему намечавшегося наступления через Тадмор на Алеппо.

Перейти на страницу:

Все книги серии Военно-историческая библиотека

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное