Удар попал в цель. Некогда знаменитые леса Роккар, краса и гордость древней природы Материка, называемые «Вольными», раскинувшиеся на севере, за грядой Драконьего Проклятия, были сожжены дотла в ходе жестокой войны между Лароном и Истанией. Защищали древние дебри вместе с немногочисленными дикими эльфами, как раз такие полукровки, как Скиера и им подобные. Все те, кому не нашлось места в мрачной эпохе Сокрушения Идолов, полной жестокости, подозрительности и резких политических решений. Владыки в то непростое время делили окружающих на «своих» и «чужих» далеко не по убеждениям, а по чистоте крови.
Горе от этого поражения в полной мере выпало на долю полуэльфки, которая потеряла в огне лесов Роккар всю семью и друзей. За какие-то пять лет войны она лишилась близких и своего единственного дома.
Дуэргар не считал, что сказанул со зла. Он вступился за отчизну, но, при всей известной черствости фивландцев, те не были лишены сердца. Тем более, когда на резкие слова отвечали лишь молчаливым укором мокрых от подступивших слез глаз.
— Зря ты так, — хмуро посмотрел на Филина Карнаж. — Я бывал у самого края Пепельных Пустошей. Жуткое зрелище, доложу я тебе.
— Да я же это… — дуэргар почувствовал себя весьма погано и покосился на Скиеру. — Того. Не хотел я, короче… Земля наша настрадалась не меньше, только времени прошло побольше… Да на твои слова любой урожденный фивландец сказанул бы так же!
— Понимаю, — тихо, но твердо ответила полуэльфка.
Тракт, что твой швигебургский гном, шел прямо, ломился через холмы, протискивался сквозь нагромождения камней, даже в скалах хитроумные строители находили лазейки, и не думая обогнуть. Солнце ярко светило, высушивая мокрую от дождя землю с редкими клочками травы тут и там. Откуда-то доносились странные звуки, издаваемые живностью, которая умудрялась обитать здесь, вырыв нору или забившись в расщелину, заросшую мхом.
— И все же взгляд стынет от того холодного запустения, что царит здесь и зимой, и летом, — не выдержала полуэльфка.
— Каждый смотрит так, как умеет, — гораздо спокойнее возразил Филин, после чего неожиданно и с чувством произнес. — Вот. Смотри, посреди холмов есть болота — излюбленное место чудаковатых алхимиков. Странные они мужики, но живут и путникам помогают. Кое-где курганы. Там живут коренные мои сородичи. Всегда рады бартеру и новостям из большого мира. Обитаемых мест здесь на самом деле очень много. Стоит лишь присмотреться. Те же поселения гномов в горах на западе. И если там не шумят листвой деревья и не поют птицы, это еще не значит, что там нет жизни. Стоит лишь вслушаться! Особливо дальше, среди снежных шапок гор, там-то жизнь нашего брата поет стуком кирки на рудниках и штольнях, скрипом канатов в люльке, шипением раскаленного металла в плавильнях и бульканьем кипящего на огне горького и крепкого лангвальдского чая. В том же запустении нашим предкам не приходится себя винить. Гномы и дуэргары в основном бились меж собой, и никогда с землей, что даровал нам Основатель. Даже сберегли те куцые леса, которыми скупо поделился Сильван. И мне действительно жаль, что с роккарскими дебрями приключилось такое. Подумать только! Сжечь дотла объект споров Истании и Ларона с помощью драконов, чтобы в итоге не досталось никому?! Зачем тогда кровь было лить, если всё в итоге пустили по ветру?!
Скиера в изумлении уставилась на Филина. Тот в сердцах сплюнул, отвернулся и задымил трубкой.
* * *
Кеарх был из старой породы сильванийских эльфов, в которых еще оставалось много древней крови, чем, собственно, и гордился род молодого убийцы. Юный, по эльфийским меркам, отрок унаследовал и мстительность, и жестокость, присущую сильванийцам старой закваски, поэтому не мог оставить всё, как есть, и позволить Карнажу спокойно уйти. Хотя, надо признать, Кеарх недооценил противника. Попрыгун в юношеские годы уже успел отличиться, да так, что многие патроны его зауважали.