Но доктору, очевидно, было на это наплевать. Изучая взглядом его кабинет, Смолкин невольно ловил себя на мысли, что психиатрия весьма доходное дело. Мебель из маренного дуба, камин, отделанный мрамором, персидский ковер и коллекция оружия на стене – все это говорило, что слепой доктор сделал на чужом безумии неплохое состояние. Это вам не моя квартирка, подумал Олег, и тут же одернул себя. Неприлично рассуждать о чужом достатке, пусть даже и молча.
Хотя, глядя на убранство кабинета доктора Кровина, редкий человек не задумался бы о его доходах. Но, стоит признать, несмотря на всю роскошь, которой Эльдар окружал себя, вел он себя вполне скромно и держался на публике с достоинством слепого мудреца. Но местные все равно прозвали его Барин. Жители таких маленьких городков, в которых нет метро и ничего не взрывают, ненавидят три вещи: местную власть, местную медицину и местных же богачей, выставляющих напоказ свое состояние. И если доктор Кровин делал это неосознанно, большей частью из-за врожденной склонности ко всему аристократичному, то это не мешало горожанам недолюбливать состоятельного психиатра.
– На самом деле я не удивлен твоей просьбе, – доктор затушил сигарету о дно пепельницы, стоящей на левом подлокотнике его кресла. – В наше время многим кажется, что сумасшедший дом – самое спокойное место, что-то вроде санатория, – он усмехнулся. – Но так считают обычно неудачники, либо писатели, которые замучались слышать отказы издательств.
Смолкин чуть улыбнулся, услышав это.
– Никогда не ставил целью плодить психов для вашего заведения.
Олег получил в наследство от отца трехкомнатную квартиру и небольшое издательство «СмолПресс». Оно располагалось в трех кварталах отсюда, в небольшом двухэтажном доме, построенным еще во времена товарища Сталина.
– Ну разумеется, не плодишь. Вместо этого сам решил стать моим подопечным.
– Я не просто так решил упечь себя в психушку.
Доктор понимающе кивнул.
– Мне кажется, со мной не все в порядке, – Смолкин поежился, хотя в кабинете было тепло и совершенно не сквозило. – Я имею в виду – с головой.
– Ну, – доктор достал диктофон, и нажал кнопку "Rec.", – рассказывай все по порядку.
При виде маленького черного прямоугольника Олега охватило легкое волнение. Будто бы он собирается заняться сексом в туалете, где установлена камера видеонаблюдения. Хотя доктор Кровин не мог видеть его взволнованного лица, Смолкин знал, что он догадывается. «О чем? Да о том, что я чувствую себя не в своей тарелке от этого чертового диктофона!».
– Может быть, не надо записывать?
Он хотел добавить, что пришел к доктору как к старому знакомому, а вовсе не за тем, чтобы его история легла аудиофайлом в одну из многочисленных папок рабочего компьютера.
– Если ты попросишь, – ответил Кровин, – то после нашей беседы я сотру запись. А пока пусть записывается.
Смолкин кивнул, хотя слепой доктор этого не увидел. Секунду Олег молчал, думая, с чего же начать. Начинать с рассказа о себе было бы глупо. Олег Смолкин, молодой директор издательства "Смол-Пресс", ему 25 лет и у него куча долгов. Это все не имело к его проблеме никакого отношения. О детстве своем тоже рассказывать не имело смысла, потому что доктор Кровин знал о нем даже больше, чем сам Смолкин.
– Наверное, это началось после развода, – произнес Олег и облегченно вздохнул.
Первые слова рассказа всегда самые трудные. Дальше становится проще.
– Да, определенно, после развода. Я уже тогда начал подозревать, что со мною что-то не так. Все мои желания куда-то улетучились. Мне не хотелось есть, не хотелось пить, не хотелось работать, хотелось только двух вещей – сидеть дома и курить. Мне было плевать, что «СмолПресс» будет делать без своего директора, было плевать на заключенные контракты, мне было плевать на все, что произойдет или может произойти в будущем. Целыми днями я не выходил из дома, благо блоков сигарет было запасено на полгода вперед. Все телефоны я выключил, на вопросы в интернете не отвечал. Я похудел, оброс, не мылся несколько недель, не впускал в квартиру никого, кто приходил меня проведать. Наверное, я даже не хотел жить, но у меня не хватало смелости наложить на себя руки.
– Что ж, депрессия после развода вполне закономерное явление. Ты сильно любил жену?
– Тут дело не в любви. Я просто так привык быть с кем-то, что квартира, ванная, кровать, все, что у меня было, казалось слишком большим для меня одного. И эта величина давила на меня, только, как бы изнутри, будто из меня вот-вот что-то вылезет. Я грешным делом даже подумал, а не сидит ли во мне пришелец, которому стало тесно в грудной клетке. Вы понимаете, о чем я?
– Сильные чувства, плохие или хорошие, часто сопровождаются физическими проявлениями. Это может быть все, что угодно: от диареи до скоропостижной смерти. Так что тут дело точно не в пришельцах.
– Это я понимаю. Просто, наверное, именно из-за этого мне стали сниться эти сны.
– Сны?
– Да. Очень странные сны. Они были очень реальны, больше походили на бодрствование, чем на сновидение. И каждый сон был продолжением предыдущего.
– Осознанные сновидения?