Love You (СИ)

Я открываю рот, чтобы сказать незнакомке, что мне очень плохо, но язык не слушается, а губы с трудом шевелятся. Судя по картинке движущихся стен меня куда-то везут. Слышен звук распахивающейся двери, металлическое дребезжание колес, и в отражение стекла я вижу себя лежащей на каталке. Под мою голову подоткнута темная подушка, и волосы у меня тоже темные, так же как и верх кремового платья. Слишком много темного, чтобы не запаниковать.

— Что со мной? — сиплю в пахнущий медикаментами воздух.

— Вы получили травму головы при падении, миссис Манобанх. У вас большая кровопотеря, которую мы пытаемся остановить.

— Я буду жить?

— Разумеется, вы будете.

Меня завозят в кабинет, залитый холодным белым светом, от которого начинает ломить глазницы и боль в голове усиливается. Я ощущаю на себе чужие руки, перекладывающие меня с каталки на жесткую поверхность, которая кажется ледяной.

— Нам нужно исключить вероятность черепно-мозговой травмы, мисс Манобан, для этого мы сделаем вам компьютерную томограмму.

Мне так холодно, что начинают стучать зубы. Глаза устали видеть, хочется отключиться и уснуть, но пронзительная боль не дает мне этого сделать. Шум голосов усиливается, запах спирта мне даже нравится, потому что перебивает удушливый металлический запах вокруг меня. В висках начинает туго шуметь, и я вновь проваливаюсь в мутный водяной коридор.

Я прихожу в себя в палате: в ней царит стерильная тишина, свет мягкий и больше не слепит. Острой боли в голове нет, теперь она глухая и ноющая. Пытаюсь смочить языком пересохшие губы — не выходит. Машинально шевелю пальцами рук и ног — двигаются.

— Вы проснулись, мисс Манобан, — надо мной склоняется круглое лицо медсестры в больничной форме. — Как вы себя чувствуете?

Из-за катастрофической сухости в горле мои слова похожи на шипение:

— Сильно болит голова, и я очень хочу пить.

Как по волшебству в руке женщины появляется стакан воды с торчащей из него трубочкой, которую она подносит к моим губам. Я хочу осушить содержимое залпом, но для этого нужно поднять голову, а инстинкт самосохранения подсказывает, что сейчас этого делать не стоит. Я жадно высасываю воду, но сухость во рту ничуть не уменьшается, поэтому прошу еще.

— Я сообщу вашему мужу, что вы очнулись и приглашу врача, — мягко произносит женщина, протягивая мне второй стакан. — Главное, сохраняйте неподвижность.

Она скрывается за дверью, и через пару минут в палате появляется сухощавая женщина в белом халате, из-за плеча которой я вижу Джексона. Задерживаюсь на нем взглядом лишь на секунду, отмечая, что выглядит он так, словно пережил кораблекрушение: лицо осунувшееся и бледное, во взгляде сквозит отчаяние.

— Я доктор Ан, миссис Манобан, ваш лечащий врач, — профессионально поставленным голосом представляется женщина. — Выглядите гораздо лучше. Как вы сейчас себя чувствуете?

Этот вопрос успел мне порядком поднадоесть, но сейчас на язвительность нет сил, как и впрочем их нет и на то, чтобы разговаривать.

— Болит голова. Хочется пить. Руку ломит, — я мельком бросаю взгляд на правое предплечье. — Но это наверное из-за катетера.

— Вы получили ушибленно-резанную рану теменной области, этим обусловлена большая потеря крови, на фоне которой у вас развилась смешанная анемия. Сейчас мы активно занимаемся устранением последствий и спустя несколько дней вы начнете чувствовать себя лучше. Результаты компьютерной томограммы показали, что ни трещин, ни переломов костей черепа у вас нет, но есть ушиб и сотрясение. Вам ставят кровоостанавливающие капельницы и раствор электролитов. Нам пришлось сбрить небольшой участок волос на вашем затылке, чтобы наложить швы.

Я молча выслушиваю ее, пока мозг с натужным скрипом усваивает полученную информацию. Мой череп цел и безмозглым овощей до конца своих дней я не останусь. Я лишилась части волос, но это мне по силам пережить. Даже несмотря на то, что мои запасы энергии равняются нулю, я испытываю стойкое отвращение от присутствия Джексона в палате, значит, амнезия мне тоже не грозит. Куча хороших новостей за это…утро? день?

— Сколько сейчас времени? — озвучиваю вслух назревший вопрос.

— Сейчас три часа дня. Вы пробыли у нас чуть меньше суток.

Глаза помимо воли сами находят притихшего Джексона.

— В два часа у Юны танцы. Кто ее отвез?

— Я оставил ее у своих родителей, Лиса, — его голос звучит глухо, но полон желания угодить. — Не волнуйся.

Я вновь перевожу взгляд на доктора Тернер, собираясь задать ей какой-то вопрос, но ослабевшее сознание меня предает, и вместо этого я обессиленно поворачиваюсь в стене. Шея ощущается одеревеневшей и двигается с трудом. Я поднимаю руку и осторожно ощупываю голову, но вместо волос чувствую лишь ребристость повязки.