LoveStar

Они сидели у окна в зале кафе The Thing. Над их головами горел экран, подключенный к системе «Э-Демократор». Она непрерывно отслеживала пульс нации по данным iStar и давала настолько точную картину чаяний народа, что смогла заменить собой и парламент, и кабинет министров. Законопроекты выносились на рассмотрение политагентствами (в основном принадлежавшими iStar), и мнения народа по ним обновлялись каждый час. Впрочем, законопроектов набиралось немного, а некоторые поднимались только для того, чтобы развлечь гостей кафе. Индриди смотрел, как по экрану бежали строчки: «Хочешь поместить звезду LoveStar на государственный флаг? Да: 69 %. Нет: 11 %. Принято… Хочешь начать нефтяную войну с Фарерскими островами? Да: 49 %. Нет: 51 %. Отклонено за минимальным преимуществом… Хочешь вновь легализовать перерождения и запасные копии? Да: 81 %. Нет: 10 %. Принято… Хочешь снизить свой уровень жизни, чтобы обеспечить улучшение обслуживания инвалидов? Да: 15 %. Нет: 69 %. Отклонено…»

Симон прокашлялся и перешел к главному вопросу. Продажа книги была для него просто разминкой. Пока они сидели в кафе, все, о чем они говорили, сводилось к одному — словно игла проигрывателя описывала круги по пластинке, неотвратимо стремясь к центру — своей конечной цели. — Как там дела у вас с Сигрид? — спросил Симон, потягивая пиво.

— Мы не подходим друг другу математически, — ответил Индриди печально.

— Жалко, — отозвался Симон. — Но если смотреть на вещи оптимистично, ты же должен быть рад за нее. Нельзя грустить из-за чужого счастья.

— Вафли «Принц», наверно, нельзя, — сказал Индриди.

— Твое время еще придет, дружище Индриди, будь умнее и помни мудрые слова Лавстара: «Спасай того, кого любишь». По-моему, это важнейшая истина. Мы с Марией решили проверить, сможем ли спасти друг друга. Сначала было трудно, но сейчас у нас все хорошо (стоило вспомнить Марию, и у Симона подступил комок к горлу).

— Но у нас все совсем по-особенному, — возразил Индриди. — Ты не поймешь, как у нас все устроено. Наши отношения уникальны.

— Уникальны? Ну, например, о чем вы говорите друг с другом?

— О чем?.. — Индриди задумался. — Ну, по-разному. Иногда лежим весь вечер и говорим.

— Так о чем вы говорите?

Индриди снова задумался, но не смог припомнить ни одной темы, которую они обсуждали.

— Я точно не знаю, — ответил он.

— А чем вы занимаетесь вместе?

Индриди снова задумался и пожал плечами.

— Да тем же, чем все, — сказал он. — Живем, а в промежутках обнимаемся.

Симон с трудом скрывал, что отношения Индриди и Сигрид всегда казались ему довольно-таки нездоровыми. Хотя «нездоровые» — это, пожалуй, чересчур. Вместе Индриди и Сигрид были невероятно милые, почти что во всех отношениях приятные — и даже интересные — люди, но они были какие-то слишком страстные. Все время запускали руки друг другу за спину и щупали друг друга за ягодицы. Было что-то потно-жаркое в их взглядах, в том, как они целовались безо всякой причины. И хотя они не всегда целовались с языком, их поцелуи все равно были горячими и влажными: губы подставлены, глаза полузакрыты, так что видны одни белки, как у ожившего мертвеца. И если уж они так себя вели при посторонних, то нетрудно было догадаться, что они себе позволяют наедине. Симону было неприятно пожимать им руки: как будто гладишь улитку или поворачиваешь захватанную ручку в общественном туалете; никогда не знаешь, куда эти руки только что совали.

Симон наблюдал, как Индриди подносит к лицу указательный палец. Его передернуло. Он подозревал, что эти двое, перед тем как разойтись по своим работам, трутся друг об друга пальцами или тыльной стороной ладони, чтобы сохранить запах. Вдобавок у обоих имелся характерный тик — расширение ноздрей. Симон был уверен, что они регулярно отправляют друг другу сообщения: «Понюхай меня», — чтобы одновременно нюхать запах друг друга. Еще он подозревал, что у них всегда открыт телефонный канал друг с другом, даже когда они не разговаривают, просто чтобы слышать, что оба живы и дышат. Если Симон случайно встречал Сигрид в магазине, она нередко цитировала слово в слово то, что он обсуждал с Индриди с утра. Симон пытался не раздражаться на них, напоминал себе, что они вообще-то славные ребята, их не в чем упрекнуть, но все равно Индриди и Сигрид были слишком жаркие, и во всем их поведении сквозило что-то отчаянное, обреченное.

— Я бы поступил так, как велит научный расчет, — сказал Симон. — По статистике любовь вроде твоей живет самое большее пять лет и семь месяцев. Статистику не перешибешь. Когда проект «ВПаре» достигнет завершения и весь мир сольется воедино, любовь будет молоком течь поверх границ, а все войны и противоречия уйдут в песок. Но для этого от каждого потребуется сделать усилие.

— Я не хочу ее отпускать никогда, — сказал Индриди. — Без нее я и часа не проживу.