«Философский аргумент не подошел?» — подумал Симон. Он наблюдал за Индриди; тот поднес указательный палец к носу, понюхал и засунул в рот. Симону стало дурно. Вот сейчас ему точно пришло сообщение: «Понюхай меня и полижи». Симон отпил еще пива и продолжил наступление:
— Я твой друг, и я бы никогда не посоветовал вам разойтись, если бы не знал, что это пойдет вам обоим на пользу. Ведь предложение для новых клиентов действует только до конца года, а потом цена вырастет. И что будет, если ваша любовь наконец угаснет и вы захотите встретить свою идеальную пару? Прогадаете на сотни тысяч.
— Для меня Сигрид бесценна, — возразил Индриди и покачал головой. — Любовь в деньгах не измеришь.
Симона перекосило с досады. Денежный аргумент не сработал. Философский тоже провалился. Он сделал глубокий вдох и ухватился за последнюю соломинку: сочувствие Индриди к обиженным судьбой.
— Я только надеюсь, что он это переживет, — сказал он.
— Кто?
— Я надеюсь, что у того, кого
— Чего не знаешь?
— Понимаешь, — сказал Симон осторожным тоном, — некоторые в такой ситуации не готовы дальше жить, ты это должен осознавать… Суицид.
Индриди уставился на остатки ржанбургера. Симон серьезно взглянул на него:
— Я бы так не говорил, если б не знал, что это вам обоим на пользу. Если вторая половинка твоей Сигрид уйдет из жизни, а тебя вскоре после этого рассчитают, начнется кошмарная цепная реакция. Подумай хорошенько, дружище Индриди. Это не игра. Пойми, чем это может аукнуться.
Индриди молчал и думал, но вдруг неожиданно взвизгнул:
— Не забудь про встречу, Симон!
Симон взглянул на часы.
— Спасибо. Я чуть было не забыл. Надо бежать. Увидимся! — И Симон поспешил прочь по коридору.
— Ты не мог бы мне одолжить немного? — закричал Индриди ему вслед.
— Извини, я без гроша в кармане! — ответил тот и скрылся из виду.
Индриди стал обдумывать свое положение. «Кошмарная цепная реакция».
Он остался сидеть за столом, не понимая, что ему делать. Ему захотелось заглянуть в «Печальку» и получить подтверждение, что все идет так, как должно, но он посмотрел на людей на лавочках вокруг соседнего сквера и удержался… Там всегда обретались жертвы «Печальки», одержимые мрачными историями, которые она им создавала. Те, кто уходил в «Печальку» глубже всех, тратя на нее все свои деньги, предельно остро осознавали, что могло бы случиться, а отсюда — и что еще может случиться. Поэтому они ходили, держась за стену, чтобы как можно меньше влиять на мир вокруг, тщательно обдумывали каждый поступок и испытывали приступы паники всякий раз, когда нужно было принять решение или изменить курс, потому что буквально каждый шаг мог привести к концу света. Потом, когда эти люди просматривали свою жизнь через «Печальку», всегда становилось ясно, что все до единого их решения (обычно принятые после пары часов обдумывания) оказывались верными: «Хорошо, что я надел красные штаны, иначе меня бы уже не было на свете. Хорошо, что я во всем поступал с осторожностью, тщательно продумывал свой выбор, говорил потише, не раскачивал мир и заглядывал в “Печальку”».
Хотя те, кто подсаживался на «Печальку», пытались как можно меньше влиять на мир, именно они бросались в глаза больше других. Взять, например, ту женщину, что все время сидела на остановке на площади Лайкьярторг и ждала автобуса, но отказывалась садиться в него, когда он подъезжал. Она всякий раз останавливала себя и думала: «А вдруг он увезет меня на верную смерть». Тогда она решала сесть на следующий, потом на следующий, и наконец так и осталась сидеть на остановке, иногда просила бездомных угостить ее пивом и все время открывала «Печальку», которая тут же выводила ответ: «Да, все автобусы до последнего увезли бы тебя на верную смерть».
Канатоходцу нельзя смотреть вниз, иначе он потеряет равновесие. А эти люди смотрели вниз все время. Они глядели в бездну и теряли равновесие. Индриди почувствовал, что сам вот-вот утратит равновесие, и убедил себя не смотреть вниз. К столу подошел официант. На нем были черная мантия и парик. Индриди сидел и удивленно смотрел на него, а тот нависал над ним, как английский судья.
— Мне нечем заплатить. Можно отработать мытьем посуды? — спросил Индриди.
— К сожалению, мытье посуды сейчас не предоставляем, — ответил официант строго. — Можете отработать ревуном. Десять раз сбросим на вас рекламу ржанбургера.
«Вот дерут», — подумал Индриди и сделал встречное предложение:
— Может, один раз зарядите на ревушку?
— Эпилептический припадок с текстом в пятничный прайм-тайм, — отрезал тот.
— Припадок с текстом? — переспросил Индриди.
— Редкая и эффективная форма ревушки. Накрепко вбивает текст в память аудитории.
Индриди нехотя согласился на эти условия. Значит, в какой-то момент в пятницу у него случится приступ судорог где-нибудь в людном месте, и его рекламный текст крепко отпечатается в памяти всех присутствующих: «У ВАС ТОЖЕ БУДЕТ ПРИПАДОК, ЕСЛИ ВЫ ПРОПУСТИТЕ АКЦИЮ НА РЖАНБУРГЕРЫ ОТ THE THING!»