Ловец человеков

Стоп. Но не может же быть, чтобы люди, которые благословили создание такого заведения, как академия святого Макария, вложили в нее столько сил, души, средств, в конце концов, просто так поверили толпе крестьян, учинивших бунт на хозяйских землях, а не выпускнику этой самой академии! Хотя бы настолько, чтобы продолжить расследование сколь можно дольше! Хотя бы настолько, чтобы привлечь к этому лучших следователей! Следователей со способностями, наконец!..

Конечно, не может.

Не может, открыв глаза, снова подумал Курт, ощущая, как засосало под ложечкой. Потому что следователь жив, и о своей невиновности он будет кричать так, что ему поверят – хотя бы духовник; а в его случае этого уже достаточно, чтобы задержать вынесение приговора. И дело будет продолжено. И будет раскрыто, ибо, как ни крути, покушение на жизнь инквизитора тоже имело место, а значит, нераскрытым оставаться не может – это дело принципа. А когда дело раскроют, объявление о том, что Конгрегацию подставили, по громкости будет сравнимо с самыми известными процессами века. Значит, надо сделать так, чтобы обвиняемый в непрофессионализме следователь ни при каких обстоятельствах не стал сперва свидетелем, а затем – пострадавшим. Надо, чтобы он так и остался обвиняемым. А в покушении на него самого можно было бы обвинить кого угодно, причем так, чтобы обвиняемый-следователь не смог ни подтвердить, ни опровергнуть кандидатуру злоумышленника. А это возможно, только если следователь будет мертвым…

Курт рванулся, вздернув себя с пола, и сел на коленях, склонившись, пережидая приступ тошноты. Все верно, продолжала бежать мысль. Бруно был нужен пивовару, чтобы следить за следователем, чтобы знать, на какой ступени своих догадок он находится. И сколь бы ни привлекали городского студента по молодости и горячности свободолюбивые идеи крестьянских тайных братств, а все же его принципы были далеки от крайностей. Потому при нем Каспар и не высказал своего истинного плана – не в покушении на убийство, а в убийстве Альберта фон Курценхальма задумал обвинить он приезжего инквизитора, а чтобы лишить его возможности защищаться, – отправить на тот свет и самого дознавателя. А главное, чего Бруно знать не положено, состоит в том, что отвечать за смерть следователя придется ему. И, скорее всего, не перед Конгрегацией. Чего проще – крикнуть в толпу: «Этот человек убил инквизитора, навлек на нас гнев Конгрегации», и его порвут на части в буквальном смысле, как и капитана. При умении Каспара управлять этой толпой, никто даже не вспомнит о том, что сами намеревались сделать то же самое еще сегодня…

Когда здесь появится подмога, все будет кончено. Разумеется, гнев Конгрегации последует, и еще какой. И крестьян перепорют и перевешают не один десяток – уже светские власти. И дознавателям не придется долго думать над составлением отчета – крестьяне, конечно, погорячились, однако из лучших побуждений. Убийцы и барона, и инквизитора наказаны, один – бывший преступник с четырьмя уже доказанными убийствами на шее, другой – бродяга и беглый смерд, все виновные налицо; quod erat demonstrandum. Actum est, ilicet[64]…

Сейчас пивовар избавится от Бруно, быть может, тем же способом, что и от Курта, поднимется наверх и убьет всех троих – у него есть ключи капитана, а два старика для него не помеха. Был бы Альберт истинным стригом, Курт бы за него не тревожился, но ведь мальчишка кинется прямиком на меч… Его, между прочим, меч. Или кинжал. Которым уже убиты двое из стражи замка…

А после Каспар вернется сюда, чтобы прикончить его.

Conclusio?..[65]

Надо выбираться.

Курт пошевелил руками, уже почти ничего не чувствующими, и снова выругался. Как выбираться из таких пут, он понятия не имел – такие не ослабишь напряжением, руки не перекинешь вперед, разорвать или разрезать в этой комнате не́ обо что – глиняным черепком толстую ткань покрывала не перепилишь, да и не удержишь его для этого в таком положении. Пережечь разве что…

Он остановил взгляд на факеле, который с этой ночи так никто и не затушил – всем было не до того. Факел… Невозможно. Держатель, в котором он закреплен, расположен на уровне лица, и в любом случае мешает приблизиться бочка с водой, установленная под ним, сдвинуть которую связанному не под силу.

– Думай! – зло прошептал Курт сам себе, все так же рывком поднимаясь на ноги. – Думай…

Факел… Бочка… Если бы удалось сбросить его со стены на пол; пол каменный, без ковров, ничего не случится. Вот тогда можно было бы полулежа пристроить над ним руки. Но сбросить мешает бочка – факел упадет в воду. Если поднатужиться, бочку можно опрокинуть, но тогда пол будет залит водой; комната небольшая, и воды будет достаточно, чтобы затушить огонь. Не пойдет.