Ловец ласточек

— В уставе этого не прописано. Но, по моему мнению, любые отношения должны строиться на взаимном уважении. Прошу вас.

Рут распахнула дверь, и я шагнула на улицу. С неба крупными редкими хлопьями сыпал снег. Спрятав ладони в карманах пальто, я поёжилась.

— Не сочтите за грубость, но мне бы не хотелось однажды узнать, что вы чем-то обидели её высочество.

— Вы про Лукию?

Накинув на плечи куртку, Рут раскрыла надо мной неизвестно откуда взявшийся зонтик.

— Её высочеству сейчас приходится очень тяжело, — продолжила она, никак не отреагировав на мой вопрос. — К сожалению, ни её величество, ни её высочество Катерина не оказывают поддержку своим младшим сёстрам. Её высочество Лукия несёт тяжёлый груз. Она не может ни на кого положиться, кроме Бертрана.

Лицо Рут оставалось непроницаемым, но то, как она произнесла имя Бертрана, показалось мне странным. Почему-то она не звала его по фамилии.

— Учтите, я передаю вам эту информацию и прошу ни при каких обстоятельствах не разглашать её. Если же вы желаете продолжить общение с её высочеством, я не стану мешать вам, пока это не приносит ей вреда. Однако не слишком рассчитывайте на содействие.

— Почему вы говорите всё это? — недоумевала я. — Почему мне?

Рут направила на меня долгий взгляд. Не пристальный и не изучающий. Обычно так смотрят, когда просят довериться, когда хотят развеять сомнение, но не могут подобрать нужных слов. Парк, дворец за спиной, даже нас двоих обесцветило снегом. И в этой всеобъемлющей тусклости глаза Рут светились тёплым зеленоватым светом.

— Вы хороший человек, Марта. Вероятно, вы подумаете, что ещё рано судить об этом, ведь мы едва знакомы. Но чтобы стать достойным рыцарем, нужно уметь разбираться в людях. Поэтому я уверена в своём суждении.

Мы остановились у поста охраны. Створки ворот медленно разъезжались. Повернув на них голову, Рут как будто о чём-то задумалась.

— Жаль, что однажды мы с вами простимся, — услышала я. И слова эти мне совсем не понравились. — Берегите себя.

Домой я вернулась с туманом в голове и до самого вечера просидела в гостиной под тихое бормотание телевизора. Юлиан ничуть не удивился моему состоянию, лишь понаблюдал немного, прежде чем запереть входную дверь.

— Ты когда-нибудь думал о том, что мы можем однажды расстаться? — спросила я, когда он подошёл ближе.

— О чём ты?

— Однажды я могу уйти отсюда навсегда.

Юлиан растерялся. Поскрёб поросший щетиной подбородок, смотря куда-то мимо меня.

— Разве ты не собиралась отказаться от Приглашения?

— Я пока не решила.

Уставший после долгого рабочего дня, он тяжело опустился на диван, на неубранную постель. С тех пор, как ко мне начала возвращаться память, Юлиан разрешил мне кутаться в его одеяло. Чтобы я не чувствовала себя одиноко.

— Во всяком случае, это произойдёт нескоро. С чего ты спрашиваешь о таком сейчас?

— Прости. Не хотела тебя расстраивать.

— Всё в порядке. Если у тебя был плохой день, лучше поделись своими переживаниями.

— Плохой день, да? — Я глянула в окно: снег прекратился, облака растаскивало. — Не сказала бы. Просто мысли грустные отчего-то.

Молчание в компании Юлиана всё ещё было непередаваемо прекрасным. Словно летний ветерок, ласкающий щёки. Закрой глаза — непременно его почувствуешь. Казалось, я могла бы многие часы сидеть так, бок о бок с ним, не говоря ни слова. И всё же беспричинная тревога не давала мне покоя.

— Твоя семья… В каких вы отношениях?

Юлиан усмехнулся.

— Раньше ты почти не интересовалась моей жизнью. Что же изменилось?

— Ты сказал, что любишь меня.

Он дрогнул. Набрал в лёгкие воздух, но решил промолчать.

— Разве плохо интересоваться тем, кто к тебе неравнодушен?

— Нет, — улыбнулся Юлиан. — Просто мне уже давно не задавали подобных вопросов. Да и рассказать мне нечего.

— Про школу ты говорил то же самое.

— Но это правда. Вся моя семья — это родители, и мы уже давно не общаемся.

— Вы не ладите?

— С ними… сложно.

— С родителями так всегда, в большей или меньшей степени. Конечно, необязательно поддерживать с ними отношения, но… всё же, они наша семья. Нечто настолько важное…

— Знаю. Но ничего не могу с собой поделать.

Взгляд его исполнился сожалением. Вздохнув, Юлиан погладил меня по волосам, приобнял за плечи. Сердце вдруг бешено заколотилось.

— Как твои воспоминания? Не беспокоили больше? — тихо спросил он над моим ухом.

— Нет, — так же тихо ответила я, оцепенев.

— Вот и славно.

Притянув ближе, Юлиан поцеловал меня в висок. Нежно, почти по-отечески. Отпрянул, проведя тёплой ладонью по моей спине, встал на ноги.

— Займусь ужином. Ты же ещё не ела?

Я мотнула головой, что-то невнятно промычав. Он лишь ещё раз улыбнулся.

Оставшись в гостиной одна, я сжалась в клубок, унимая мелкую дрожь, успокаивая сердцебиение. Знакомое волнение. Но оно уже не было приятным, как раньше.

Если бы я знала причину своей тревоги, то выдрала бы её с корнем. Если бы могла, то забыла бы жестокие слова, произнесённые Марией в этой самой гостиной. Что угодно, лишь бы не страдать из-за него. Только не из-за него.