Прикрыв за странной посетительницей дверь, профессор уселся за свой рабочий стол и прикрыл глаза. Нужно было всё хорошенько ещё раз обдумать. Тут, в тишине своего кабинета, среди умных книг, он чувствовал себя защищённым и спокойным. В этом кабинете к нему приходили великолепные идеи, а мысли становились сродни могучей светлой реке, несущей свои воды куда-то в бесконечность времени. Напряжение, сковывающее его уже третьи сутки, не отпускало, а бессонные ночи создавали ощущение, что голова набита ватой. Проблема была в одном — как помочь Дмитрию вернуться назад здоровым и невредимым. Что сейчас происходит в его голове и достиг ли он прошлого? Вся затея с перемещением во времени сейчас казалась ему абсурдной. Зачем он только повёлся на этот призрачный шанс? Если он не вытащит из комы Дмитрия, то он будет убийцей. Причём убийцей своего родного единственного внука. Сосредоточиться на главном не получалось. Огромный ком вины и совести за своё разгильдяйство, давил непомерным грузом. Профессор обхватил голову руками и с силой сжал ладони на висках, стараясь выдавить всё ненужное наружу. Получилось плохо. Вдобавок ко всему у него разболелась голова. Вытащив из сейфа пластинку аспирина, он вытащил одну таблетку, и отправив её в рот, тут же запил тёплой с привкусом резины водой прямо из графина. Откинувшись на спинку кресла, Виктор Иванович прикрыл глаза, стараясь опять сосредоточиться на главном.
В дверь неожиданно постучали и тут же открыли её, как водится, без спроса. Весь дверной проём заполнила, уже ставшая ненавистной, фигура Корзуна.
— Разрешите войти, профессор?
Корзун явно издевался над ним.
— Уже вошли. — Виктор Иванович почувствовал, как внутри него что-то оборвалось, и неудержимый гнев начал выплёскиваться наружу. — Чем обязан?
— Мне сказали, что вы у себя, вот я и зашёл по случаю. Вы, я гляжу, не рады?
Это уже была открытая циничная наглость.
— Послушайте, — Виктор Иванович всё же пытался держать себя в рамках приличия, — вы мешаете мне работать! Оставьте меня без вашего присутствия хотя бы на сутки! Я вас видеть уже не могу!
Корзун рассмеялся.
— Да полноте, профессор. Я не беру вас измором, но должен быть рядом с вами постоянно. Служба понимаете ли.
— Чего вам нужно на этот раз? Кажется, у вас ночью мы обо всём договорились? Или не обо всём?
— О нашей договорённости я помню, но сомнения всё же у меня есть. Послушайте, профессор, в конце концов, у нас с вами так много общего, и меня удивляет одно — почему мы с вами, русские люди, христиане, наконец, не можем найти взаимопонимания?
— Тут вы заблуждаетесь.
— В чём? — Корзун удивлённо взглянул на профессора. — Вы не русский?
Виктор Иванович усмехнулся.
— Я русский, но, скажем так, больше православный, чем христианин.
— Это как? В чём собственно разница?
— Разница огромная. Я никогда не был рабом еврейского Бога Иисуса, а являюсь внуком Бога славянского, имя которому Род. Кому-то пришло в голову, заменить понятие правоверие на православие, отсюда и путаница.
— Вот как? Интересно. Это и есть причина нашего разногласия?
— Не только. Всё дело в наследии и в отношении к этому наследию. Вас, я так понял, интересует только информация о древних знаниях и то, как эти знания повернуть в угоду власть имущих. Только не говорите о совести и долге перед государством и всем народом.
— А кому же, по вашему, всё это должно принадлежать? Кто будет решать кому и сколько? Народ?
— Вы уже дали народу приватизацию, ограбив и так нищих людей до нитки. Теперь вы хотите отобрать у них память о предках. На протяжении двух веков, такие как вы, кстати, только этим и занимались.
— С вами трудно спорить профессор. Может быть, вы что-то предложите другое?
— А что тут предлагать? Наверное, пришло время вспомнить кто мы, откуда родом и кто наши предки? Наконец заняться изучением их жизни, а не жизни древних римлян. Кстати научил их всему, и был фундаментом в их демократии славянский род этрусков. Однако мы знаем о римских и греческих богах больше, чем о своих родных. Вспомнить, наконец, и то, что на заре цивилизации, больше десяти тысяч лет назад, наши предки пришли в Египет. Осушили от болот всю дельту Нила, научили земледелию и строительству местные племена и возвели величественные пирамиды для защиты от непрошеных гостей и для общения со своими первопредками — Богами. И это не досужие вымыслы.
Корзун на некоторое время задумался.
— Несправедливо как-то. Что же делать, однако, если история уже написана и вычеркнуть из неё уже ничего нельзя?
— А вычёркивать ничего и не нужно. Нужно вчёркивать. Огромными буквами вписывать правду в наследие и историю, что бы наши потомки потом были нам за это благодарны.
— Какую правду и о чём писать? Ведь никто ничего не помнит. Нет даже источников, с которых можно было бы что-то списывать.