Помимо Сан, Доёна и Джисона в съемках принимало участие еще девять студентов. Они гурьбой зашли в магазин совсем недалеко от дворца, где можно было взять напрокат ханбоки. Стилисты со съемочной группой уже ждали их там, и молодая ухоженная девушка весело приветствовала вошедших. Придирчиво осматривая каждого, она слегка щурила глаза и кивала самой себе, наверняка рисуя в голове образы, которые больше всего подойдут тому или иному участнику фотосессии.
Сан было очень любопытно, какую роль для нее придумал специалист. Увидит ли в ней кисен? Но, вопреки ее ожиданиям, стилист направила ее к вешалке с ханбоками для аристократов. Ей заплели косу, повязали на конце алую ленту, закололи выбивающиеся пряди заколкой, и вскоре Сан с волнением рассматривала свое отражение, которое теперь так напоминало ту девочку, которая ждала появления своего жениха триста лет назад.
– Тебе очень идет, – услышала она за спиной тихий голос и только сейчас заметила стоящего за спиной Джисона, одетого в форму королевского инспектора.
Они смотрели друг на друга через зеркало, и в его глазах Сан вдруг увидела какую-то беспричинную печаль, от которой стало не по себе. Холод скользнул в сердце, и она едва подавила желание схватиться за грудь от внезапной тоски и горечи.
– Тебе тоже, – выдавила она, опуская голову. Хотелось уйти, скрыться от его пронизывающего взгляда, который будил в душе странные, пугающие эмоции.
– Вы готовы? Нас уже ждут, – раздался голос Квон Доёна, который подозрительно смотрел на Сан и Джисона.
Она обернулась и едва не вскрикнула: его сделали точной копией господина Мина, и, если бы не стоявший рядом Джисон, Сан бы подумала, что опять провалилась в сон. Шляпа из конского волоса, завязанная лентами под подбородком, светло-голубой ханбок, бородка и усы, приделанные стилистами, были чуть гуще, чем у реального господина Мина из Чосона, однако сходство поражало. Сердце будто сорвалось с цепи, помчалось галопом, и Сан едва сдержалась, чтобы не броситься к нему в объятия. Будто все утраченные воспоминания вмиг вернулись, будто и не миновало три столетия, и она снова принимает в своей комнате человека, которого так любила.
– Госпожа Ким? – Джисон слегка тронул ее за плечо, возвращая из недр внутреннего мира. – Нам пора.
Под предводительством стилистов и фотографов они отправились к главным воротам дворцового комплекса Чхандоккун. Пройдя немного по территории дворца, они завернули направо и остановились перед вертушкой, где обычно собирались экскурсии в тайный сад Хувон. Договорившись с работниками, организаторы махнули рукой «моделям» и зашли внутрь прохладного, тенистого сада.
Сан замыкала процессию и улыбалась сама себе, так красиво и тихо было вокруг. Словно из современного Сеула она переместилась обратно в Чосон. И только указатели на развилках возвращали ее в двадцать первый век. Сан любовалась зеленым куполом деревьев над головой, прекрасными, тихими прудами с изящными беседками, которые настолько гармонично вписывались в пейзаж, что, казалось, они выросли здесь вместе с деревьями.
Съемочная группа останавливалась возле особенно колоритных деревьев, которые, судя по толщине ствола, были практически ровесниками Сан. Помощники расставляли реквизит в беседках, создавая ощущение полного погружения в прошлое. Еще до того, как отправиться во дворец, фотограф, госпожа Со, строго предупредила, что реквизит не бутафорский и взят в аренду у Сеульского культурного центра. Поэтому несколько раз обратила внимание моделей, в частности весело гомонивших студентов, чтобы они обращались с ним крайне осторожно. Особенно с фарфоровыми сервизами.
Сан поставили в пару с Доёном и усадили за низенький стол, импровизируя чаепитие влюбленной дворянской пары. Сан делала вид, что наливает душистый напиток своему суженому, а Квон умело изображал счастливого жениха, поднося к губам фарфоровую пиалу.
Сан совершенно выпала из реальности, с тоской думая о том, что все это могло быть правдой. Три столетия назад она имела шанс остаться рядом с любимым мужчиной, а вместо этого стала ловцом снов, пропуская через себя людскую боль и страдания. Сидя рядом с Доёном в искусственных декорациях, какая-то частичка ее сердца жалела, что не прожила обычную человеческую жизнь, не состарилась вместе с человеком, которого любила, и не ушла в мир иной со спокойной душой.