Чеслав замечал все тщетные попытки Болеславы скрыть свое волнение, но вида не подавал и, как и Кудряш, терпеливо и молча сидел за столом, ожидая, когда хозяйка подаст им снедь перед дорогой. А молчал потому, что все успокоительные и резонные слова Болеславе были уже сказаны многократно, но, как он понимал, мало чем помогли. Несвойственное же Кудряшу молчание было вызвано, скорее всего, большим недосыпом и слабой попыткой наверстать за столом прерванный ранним подъемом отдых.
— Поешьте горяченького, когда еще потом придется... — нарушила молчание Болеслава, ставя перед ними миску с дымящейся ароматной кашей.
Кудряш, голова которого вот-вот готова была стукнуться лбом о дубовый стол, от неожиданности вскинулся, но, быстро сообразив, что происходит, схватил вслед за другом ложку. Чеслав же, зачерпнув из миски каши, отправил дань предкам и духам дома в очаг, после чего принялся есть все так же молча.
Только когда они уже поели и, попрощавшись с домом и взяв сумы, переступили порог, Чеслав, не выдержав скорбных взглядов вышедшей вслед за ними Болеславы, тихо сказал:
— Обещаю, что беречь себя будем и зря на рожон лезть не станем.
— Не-е, я так точно лезть не стану, — поддержал товарища Кудряш.
Видя по глазам Болеславы, что слова их ее вовсе не убедили, Чеслав как можно ласковее добавил:
— Мы ведь только разузнать к соседям наведаемся и сразу воротимся. Ты, Болеслава, и соскучиться не успеешь.
Она, не соглашаясь, покачала головой:
— Соседи-то те вон за сколькими деревьями да днями укрыты...
Не договорила, всхлипнула и замолчала — наверное, чтобы окончательно не разрыдаться. Она поцеловала парней по очереди в лоб и, призвав Великих в помощники, отступила к дому. А потом даже нашла в себе силы слабо улыбнуться им на дорожку.
Перекинув связанные между собой сумы через круп Ветра, Чеслав дал команду трогаться. А вслед за конем через спящее еще городище к воротам пошли и они с Кудряшом...
Тропа, что вела в ту сторону, где несколькими днями хода лежали городища племени их соседей, вела вниз вдоль реки. Повторяя все ее изгибы и повороты, она совсем скоро переставала виться и исчезала, растворяясь среди деревьев. Другой тропы в том направлении не было. Да и зачем? Не так часто наведывались к ним гости с той стороны, да и вообще с какой-либо стороны, а сами поселенцы редко уходили далеко от городища, чтобы тропа была усердно утоптанной.
Чеслав неторопливо шел по дорожке первым, за ним легкой поступью вышагивал резвый Ветер, а позади плелся все еще сонный Кудряш. Накануне они отнесли щедрые подношения на жертвенник Великим и, заручившись их поддержкой и напутствием волхва, теперь с легким сердцем и твердой уверенностью в успешном походе выступили в путь.
Они уже основательно прошли по тропе, и совсем скоро она могла исчезнуть из-под их ног, как внезапно Чеслав насторожился, остановился и придержал Ветра. Кудряш тоже перестал перебирать ногами. И когда шуршание, что раздавалось от ходьбы последнего, стихло, стало понятно, что привлекло внимание Чеслава и заставило его остановиться. В прохладном утреннем воздухе хорошо был слышен волчий вой.
— Скажешь, опять твоя волчица? — спустя какое-то время спросил Кудряш, и в его голосе сквозило явное недоверие.
— Она... — прислушиваясь, ответил Чеслав.
Но похоже было, что слушает он не только вой далекой волчицы, а и еще что-то, скорее всего, не явное, а доступное только его уху, а может, вовсе и не уху. И это что-то пробуждало в нем осторожность, заставляло не спешить двигаться дальше. По его напряженному лицу, по тому, как он начал вглядываться в окружающие их заросли, ловя малейший шорох, как резко поворачивал голову на любой вскрик скрытых от глаз птиц, было видно, что юноша пытается разгадать какие-то понятные только ему знаки. И знаки те о чем-то его предупреждали.
А волчица, время от времени прерываясь, но снова зачиная с новой силой, все продолжала свое унылое пение.
— Да мало ли в округе волков бегает? — не выдержав напряжения, брякнул Кудряш, пытаясь разубедить скорее самого себя.
— Ее я узнаю из всех...
Кудряш с явным сомнением покачал головой, но сердце в его груди стучало с такой силой, что было понятно: он верит другу и разделяет его тревогу, хотя и не понимает, чем она вызвана.
Чеслав же, вдобавок к своей внезапной настороженности, принялся медленно водить головой из стороны в сторону, глубоко вдыхая воздух, прикрывая глаза и лишь при выдохе открывая их, зорко вглядываясь в направлении, куда привлекал его, очевидно, учуянный запах.