Вот и этим утром солнечные лучи гуще обычного пронизывали толщу лесного древесного воинства, и оттого было ощущение, что среди бурых и серых стволов произрастали и чудные, посаженные самим Даждьбогом Великим, — из света и воздуха. И малейшая пылинка или былиночка, вклиниваясь в этот светлый поток-ствол, неспешно и беззвучно кружила-скользила по нему к земле драгоценной сверкающей частицей, не нарушая своим падением спокойствия лесного владычества.
Немалая ватага мужей во главе с Сбыславом тоже следовала по лесу без суеты и шума, что и полагалось в таком важном деле, как порубка деревьев. Деревья городищу нужны были для замены подгнивших бревен в частоколе, а также домишко кому подлатать и другие постройки, да и на зиму дрова уже следовало запасать.
По обычаю и порядку, заведенному еще прародителями племени, духу лесному поднесли дань щедрую, чтобы дозволил смертным похозяйничать в своих чертогах, а после у тех деревьев, что избрали, прощения просили за то, что срубить их должны.
Чеславу достался дуб в один обхват шириной, что рос чуть поодаль от остальных, выбранных для порубки. С большим неудовольствием парень заметил, что недавний соперник его по драке, Стоян, расположился невдалеке и уже помахивает топором — упорно и рьяно. После случившегося сражения при встрече в городище они лишь обменялись недобрыми хмурыми взглядами, но большим свою неприязнь не выдали.
Прежде чем приступить к порубке, Чеслав провел рукой по шершавой коре дерева, еще раз прошептал искреннюю просьбу не серчать на него и лишь потом, замахнувшись, вогнал топор в его тело. Мощный дуб даже не дрогнул под ударом, и только легкий шелест листьев в его кроне напоминал стон обреченного. Но парень, подгоняемый дружными ударами топоров, зычно разносящимися по округе, уже не обращал внимания на такие тонкости, считая, что выполнил перед духом древа нужный обряд, и с силой вгонял и вгонял лезвие в древесину...
Гулкий перестук топоров далеким эхом разносился по лесной округе, оповещая о трудах общины. Старательно трудились мужи, врубаясь в лесных великанов, не жалели силушки. Многие из них уже и рубахи, пропитанные потом, посбрасывали, и водицы, принесенной в кувшинах, не раз испили.
Был среди ватаги и дед Божко, который был уже не в силах топор держать, но все равно активно участвовал в рубке. Переходя от одного к другому и раздавая бесценные, на его взгляд, советы, дед тем самым доказывал, и в первую очередь себе самому, собственную важность. Часто докучливость старика раздражала и служила помехой в работе, но мужи старались сдерживаться из почтения к его немалому возрасту. Особенно дед старался помочь Кудряшу, отчего парню хотелось не рубить дерево, а залезть на него от приставучего Божко повыше. А дед старался изо всех сил...
Чеслав тоже порядком вспотел, да и вырубил уже немало щеп из крепкого ствола, когда неожиданно ему показалось, что мимо что-то пролетело: то ли птица малая, то ли камешек. Прекратив на миг рубку и не увидев поблизости никого, кто мог бы шалить, бросая в него камни, он решил, что это был, скорее всего, лесной птах, и продолжил свое занятие. Но почти сразу о ствол дуба ударился комочек сухой земли, который от удара так и брызнул земляной крошкой. Теперь сомнений в том, что кто-то с ним таким образом озорует или пытается привлечь его внимание, у Чеслава не было. Вот только кто?
Стряхнув попавшую на сорочку землю, юноша огляделся и, определив, откуда мог быть брошен комок, прихватив с собой на всякий случай топор, гонимый любопытством, направился в сторону, где, шагах в тридцати от него густыми зарослями буял молодняк. Он миновал плотную преграду из молодых деревьев и кустов, которые в борьбе за выживание, влагу и солнечный свет старались захватить побольше места и занять его своими побегами да ветками. Затем зашел еще чуть глубже, туда, где открывалось небольшое пространство, когда-то занятое стволом мощного дуба, а теперь лишь пнем от него. И никого не увидел... Подумав, что, возможно, ошибся с направлением поисков, он хотел было повернуть обратно. Но в этот момент навстречу ему, словно из развесистого куста, шагнула женщина.
— Мара?! — выдохнул Чеслав то ли удивленно, то ли с облегчением оттого, что наконец-то увидел знахарку.
«Умеет же старуха глаза отвести и появиться так, что и не поймешь откуда. Вот ведь вроде и не было ее у куста, а уже и есть», — подумалось юноше.
Изгнанная племенем, старая мудрая Мара не могла показаться на глаза остальным мужам из ватаги, дабы не вызвать их ропот, потому и отозвала Чеслава в заросли, где их не могли заметить.
— Мара... — передразнила она с легкой улыбкой, довольная тем, что парень обрадовался ее, вынужденной отшельницы, появлению. — Ты же меня видеть хотел, искал, в пещеру ходил... Вот я и явилась к тебе сама.
Она подбросила в руке то ли черный камешек, то ли уголек.
— Откуда тебе ведомо... — начал было Чеслав да спохватился, вспомнив, с кем дело имеет.
Что для Мары распознать его желание, когда для нее и большее, неведомое другим часто не тайна?