Тринадцать лет. От проклятой осени – на службу к варягам. Драккары, пьющие морскую воду и кровь полоняников[7]
. Меч, доставшийся в наследство от ярла[8] Хартига, принявшего Велеслава в сыновья. Так изгой-славянин, выброшенный в юности из-за высокого тына, окончательно потерял своё имя, став Яаарвиком по прозванию Молчун. На исходе тринадцатого года, когда товарищи предлагали в очередной раз навестить саамов, он внезапно забеспокоился, перестал спать и заметался по дому, словно зверь, почуявший запах течки.– Пора! – билось в его висках. – Не то опоздаешь.
Драккары доставили его к балтийским славянам, оттуда он конно добрался до мест, которые перестали быть родными. Многое изменилось. Городище разрослось. Во главе старейшин стоял Стригор-Калита. Приезжего никто не опознал. Да и как узнаешь в рослом, осанистом и богатом чужаке юнца, у которого не было ничего, кроме овчинного полушубка! Шрам от меча пересекал его левую бровь, кривил щёку и задирал вверх уголок рта, создавая впечатление, что человек глумится над окружающими. Миновал день, и ввечеру он столкнулся на улице с женщиной, немного раздобревшей телесами, раздобывшей у времени прядь седых волос и морщинки возле глаз. Но лёгкость движений и сопутствующий звон колокольчиков подсказали Яаарвику истину.
– Пе-не-жа, – с характерным скандинавским акцентом прошептал он.
– Вот ты и вернулся, моё сердце, – отозвалась бывшая его невеста, нынешняя жена главы старейшин, мать Изяслава-Лиса. – Не время нам зубоскалить да вспоминать былое. Этой ночью приведи трёх коней к той рощице, где мы встретились в последний раз.
– Трёх? – удивился варяг.
– Для трёх седалищ одного коня будет маловато. Сын, твой сын, должен уехать, а не то волхвы да старейшины принесут его этой зимой в жертву Морене, чтобы защитить остальных от чёрной болезни. Калите он так и не стал родным, хотя других детей я ему не дала.
Она отвернулась, и тогда Велеслав обхватил её за плечи и прижал к себе, закрыв солидной бородой белую прядь в волосах женщины.
– Я буду ждать.
Когда луна расплылась в небесах комком коровьего масла, возле обвалившейся землянки топтались кони с поклажей и маялся от неизвестности человек. Вдали ударило било, загудело, созывая и поднимая тревогу. Велеслав бросился на шум и столкнулся с Пенежей, за которой следовал русоволосый отрок.
– Бегите, – крикнула женщина, подталкивая сына к настоящему отцу. – Беги…
Стрела вылетела из темноты и вонзилась ей под левую лопатку. Пенежа зашаталась, колени её подогнулись, и она упала.
– Сердце моё, – прошептала она, сдёргивая с шеи бусы с колокольчиками. – Сохрани.
Её глаза остановились.
– Потом будем горевать! – крикнул владелец драккара «Яростный», выхватил амулет Вилхлы, подсадил сына в седло, вскочил сам, и они – вдвоём – навсегда оставили русскую землю.
Прошло ещё двенадцать лет. Яаарвик остепенился, женил сына на белокосой Нильте из рода своего побратима Рыжего Фарольга, выстроил ещё пять драккаров, которые увеличивали его богатство и разоряли хитроумных кельтов. Настала очередная осень, залившая дождями, как слезами троллихи, ельники и огромные валуны, заросшие лишайниками. Ярл велел приготовить жареную рыбу, до которой был большой охотник. Черноглазая рабыня поставила перед ним тарель и грохнула здоровенной кружкой с пивом.
– Фуф, костлявая! – сморщил Яаарвик перебитый нос. – Да ладно уж, помусолю!
И он отправил кусок рыбьего тулова в рот.
– Отец! – вбежал в комнату Ингун, бывший Изяслав. – Жена родила девочку.
– Назови её, – улыбнулся ярл, – Пенежей.
Рыбья кость вонзилась ему в горло. Он заперхал, стараясь выбить её, но засаживал всё глубже. Жжение, словно раскалённый уголь, распёрло его нёбо. Удушье. Смерть. Больше не было Велеслава-Яаарвика.
– Очнись, – прохладная женская рука гладила его по шее, убирая жгучую боль. – Теперь я вытащила рыбью кость из твоего прошлого.
Алекс открыл глаза. Фелитта в атласном зелёном халатике растирала покрасневшие ладошки, уничтожая своей Силой его былую смерть.
Он потянул за плетёный шнур, и халатик распахнулся, демонстрируя обнажённое тело хозяйки. Алекс отбросил его в сторону и посадил Литту себе на колени. Под её левой лопаткой он обнаружил припухшую коричневую родинку с сеткой лопнувших капилляров.
– Стрела… – выдохнул он, гладя осторожно по коже.
– Вытащи её, – голос зеленоглазой ведьмы окутал его.
И тогда Алекс прижался к родинке жаждущими губами.
Глава шестая
Они лежали на кровати, похожей белизной и бескрайностью на Антарктиду.
– Мы как два королевских пингвина, заглядевшихся на пролетающий вертолёт и лишившихся от восторга, присущего умным птицам и глупым прямоходящим, равновесия и жизненного смысла, – сказала Фелитта, устроив подушку поудобнее. – И, если верить ехидному от отчаяния Задорнову, нам срочно требуется «подниматель пингвинов», работающий на полставки, а в остальное время совмещающий спуск в расщелины – с целью обнаружения замёрзшей от всеобщего равнодушия доисторической медузы – и мистику «Аненербе».