Loving Longest 2 (СИ)

— Возможно, — ответил Саурон. — Но это не похоже на признание в убийстве. Он сожалеет, что, узнав что-то, отказался что-то сделать и рассказал об этом, или рассказал не тому, кому следовало. Это может относиться к чему угодно. В конце концов, нолдор провели во льдах Хелькараксэ много месяцев. Он мог чувствовать себя виноватым, например, в том, что отказался пойти кого-то спасти. Но у меня есть и несколько весьма драматических теорий: например, Маэдрос мог делать ему непристойные предложения, он отказался, рассказал об этом Фингону, и тот убил брата из ревности. Хотя на Фингона это не похоже, конечно. Ладно Натрон, бери его и пойдём наверх.

Саурон выпрыгнул из сцены, изображавшей Хелькараксэ и вдруг с каким-то почти радостным взвизгом щёлкнул пальцами. В нескольких шагах от них внезапно распахнулся чёрный занавес; Натрон и Гватрен тоже вскрикнули — там за освещённым стеклом было огромное, чёрно-зелёное чешуйчатое существо с костяными выростами-веерами на голове: распахнув пасть, в которой мог бы стоять квенди ростом с Тургона, оно словно бы рвалось в зал. А на фоне витрины оцепенел Андвир, который, видимо, пробрался сюда, чтобы проследить за ними. Саурон мгновенно бросился к нему и схватил за шиворот.

— Из-за тебя такой прекрасный экспонат придётся испортить, поганец, — сказал айну. — Я поверить не могу — неужели Владыка обещал дать тебе денег на игру?

— Д-д-да… — выговорил тот. — Я д-д-должен… д-д-двадцать три раза подряд п-проиграл…

Саурон резким движением распахнул закрытый каменной крышкой ящик рядом со стеклянными саркофагами замёрзших нолдор. Там лежал мужчина-эльф с рыжеватыми волосами, у которого осталась только половина лица; грудная клетка была разворочена, руки и ноги наполовину отсутствовали — его обглодали белые медведи или волки. Для показа он, конечно, не годился. Саурон швырнул Андвира в этот саркофаг, захлопнул и запер его. Изнутри послышался отчаянный стук, но Саурон лишь усмехнулся.

— Ты проигрался окончательно, любезный, — сказал он. — Я могу попробовать разморозить одного из квенди, но ты, когда я следующий раз открою крышку, будешь годиться только на собачий корм.

— Давай, Гватрен, быстро переодень его в эту изумрудную одежду Тургона, та, зимняя, не годится. Жемчуг из волос тоже вынь, это ни к чему, — приказал Саурон. — Натрон, отнеси зимние вещи и жемчуг вниз, потом переоденем кого-нибудь и замаскируем под Аргона, с мёртвым телом это легче. Гватрен, ну можно было хоть не порвать нитку с жемчугом? Маэглин, ты как раз кстати, давай, быстро собирай жемчуг, владыка скоро будет здесь.

— А это кто? — недоуменно спросил Маэглин.

— Твой дядя, — отрезал Саурон.

— Нет, ну серьёзно, а?

— Это твой дядя Аракано, очень приятно, будьте знакомы; кстати, на Хелькараксэ у него отморозило мозги, поэтому он не сможет с тобой поздороваться.

— Ну и ну, — сказал Маэглин.

Саурон сделал несколько лёгких движений руками. Аргон изменился; распущенные волосы стали чуть менее густыми и длинными, брови тоньше, овал лица — чуть более круглым. Ещё одно движение — и Аргон окончательно обратился в Тургона. Это были не только телесные черты Тургона: на лице младшего сына Финголфина теперь был отпечаток всей скорби и муки, которые пришлось пережить среднему. Маэглин подумал, что изменение своего и чужого облика, на которые, как он уже знал, способен Саурон, является не просто маскарадом, переодеванием в чужую одежду — это своего рода театр, где используются и грим, и костюмы, и слова, и декорации, и где зрителя «обманывает» не только актёр, но и всё, что окружает его.

И Мелькор увидел то, чего хотел Саурон: он увидел Тургона, одетого в расшитое серебряными звёздами изумрудное платье, безвольно опустившего голову и руки; Маэглин, стоя на коленях, снимал с него туфли и чулки, как будто действительно только что вернул дядю с прогулки по горам. Мелькор, подойдя, слегка ударил его по подбородку; голова эльфа откинулась назад; Мелькор сжал пальцами его белое горло, будто хотел сломать его и потом сказал:

— Ты меня слышишь, сын Финголфина?

— Áva carë… heca… a rehtië…** — тихо и жалобно ответил Аргон.

— Прекрасно, — сказал Мелькор. Он ещё раз взглянул в глаза Аргону и сказал, обратившись к Маэглину: — В таком виде пусть гуляет, где хочет.

Маэглин радостно потёр руки, как будто бы всё случившееся было целиком его заслугой, и обратился к Саурону:

— Ну может мне как-нибудь… ну…

— Что, Маэглин? — спросил Саурон.

— Ну может, нам как-нибудь ещё это… детей завести, — он с опаской огляделся, но Эола не было видно: Эолин и Эолет увели маленького Рингила поиграть, подальше от Мелькора. Элеммакил в этот момент расчёсывал и заплетал длинные тяжелые локоны Аргона. — Дядя Аргон же это… ну ему всё равно как бы. Тебе и легче будет с ним работать.