«Ловите голубиную почту…». Письма (1940–1990 гг.)

В начале декабря прошлого года во время моего пребывания за границей из журналов НОВЫЙ МИР и ДАУГАВА одновременно были сняты мои повести ПОИСКИ ЖАНРА и ЗОЛОТАЯ НАША ЖЕЛЕЗКА. Я был глубоко потрясен этой акцией и решительно протестовал. Повесть в НОВОМ МИРЕ была восстановлена и вышла из печати и как мне кажется привлекла довольно значительный интерес читателей. Я полагал, что справедливость будет восстановлена и в ДАУГАВЕ.

Однако на днях я узнал, что престраннейшее решение по поводу ЗОЛОТОЙ НАШЕЙ ЖЕЛЕЗКИ вновь подтверждено. Кроме того, я узнал, что сборник моей прозы (первая книга после девяти лет унизительных отказов) тоже находится под угрозой.

Почти уже двадцатилетняя литературная деятельность лишила меня какой бы то ни было наивности, и поэтому не обессудьте, Георгий Мокеевич, если я сейчас изложу Вам впрямую то, что я думаю по этому поводу.

Я убежден, что все эти «акции» осуществляются по инициативе Альберта Андреевича Беляева, который по неизвестным мне причинам испытывает ко мне и моей прозе многолетнюю глубокую неприязнь. Однажды я уже говорил Вам, что не намерен мириться с самодурством этого человека, какой бы пост он ни занимал. Сейчас я вновь подтверждаю, что не намерен с этим мириться. Обращаясь сейчас с этим письмом к Вам, я естественно надеюсь на помощь. Хотел бы поставить Вас в известность, что письмо примерно аналогичного содержания будет мной на днях послано секретарю ЦК КПСС тов. Зимянину.

С лучшими пожеланиями,

Аксенов Василий Павлович

15 февраля 1978 г.

В Секретариат Союза писателей СССР в Отдел культуры ЦК КПСС

Уважаемые товарищи!

Союз писателей не дал мне разрешения на поездку в США по приглашению Университета Калифорнии для чтения лекций по теме: «Изобразительные средства современной советской прозы». Самым решительным образом я протестую против срыва этого культурного контакта, против унижения меня как личности и возмущаюсь тем, что мне выражено недоверие как писателю и гражданину.

Вину за срыв этой поездки и за все последующее я возлагаю на замзаведующего отделом культуры ЦК КПСС Альберта Андреевича Беляева. Мне представляется, что этот человек рассматривает Союз писателей как свою вотчину, а писателей как своих крепостных. Более того, мне представляется, что наша литература сегодняшнего дня развивается под влиянием вкуса А. А. Беляева, а вкус его мне представляется серым.

Для того, чтобы отвести превратные толкования вышесказанного, я должен высказать здесь несколько априорных соображений. Я не против партийного руководства. Вместе со всеми своими коллегами я считаю, что идейное, направляющее влияние партии благотворно для литературы. Мне приходилось встречаться и беседовать о литературе с крупными деятелями нашей партии и находить в их лице тонких и вдумчивых собеседников, понимающих диалектическую сложность нашего времени и литературы в нем. Деятельность А. А. Беляева строится по стародавнему принципу «тащить и не пущать». В его лице я вижу человека некомпетентного.

К этому выводу я пришел на основании опыта нескольких (на протяжении ряда лет) встреч с этим человеком. Каждая из этих встреч приносила мне неприятности, досаду и унизительное ощущение своей кабальной зависимости. Вот несколько примеров. Мою последнюю книгу, которой я горжусь и которая высоко оценена многими моими товарищами, людьми, гораздо более сведущими в литературе, чем Беляев, он считает «шагом назад» и таким образом закрывает ей доступ и в журналы, и в издательства, потому что его боятся в журналах и издательствах. Особенно ревностно Беляев следит за моими попытками пересечь государственную границу. Всюду ему чудятся враги, и всегда он как бы подозревает меня в стачке с этими врагами. Несколько лет назад я собрался написать книгу об океанографах, а для этого надо было пойти с ними в океанский рейс. Беляев сказал мне, что коралловые острова Тихого океана охвачены в этот момент идеологической войной небывалой силы и, конечно же, меня-то наши враги используют как свое оружие.

В другой раз польское издательство пригласило меня посетить Варшаву в связи с выходом моей книги. Беляев расценил это как вылазку определенных польских кругов, недоброжелателей нашей литературы, и запретил эту поездку.

Приглашение из Швеции. Зная, что все замыкается на Беляеве, я уже не обращаюсь в иностранную комиссию СП, а звоню прямо к нему. Даже не дослушав меня, он весело и жизнерадостно провозглашает: «Никаких перспектив!»

Все это похоже на анекдоты, а временами и попросту оборачивается анекдотом. Шведский издатель, выпустивший «Затоваренную бочкотару», приглашает меня посетить Стокгольм. Мне заявляют, что я не смогу поехать, потому что этот издатель – реакционный. Через несколько дней я вижу в «Литературной газете» снимок – мой издатель в обнимку с одним нашим высокопоставленным писателем в качестве «преданного друга советской литературы». Невеселые, отвратительные анекдоты!