«Ловите голубиную почту…». Письма (1940–1990 гг.)

Василий Аксенов – Белле Ахмадулиной

5 ноября 1981 г.

Дорогая Белка! Пишу на скорую руку. Три дня назад произошло несколько ошеломительное событие – пришло (дошло) письмо от умершего Жени Харитонова. Оно настолько удивительное, так явно раскрывающее его личность, что я решил его опубликовать и вообще подготовить журнальную или газетную («Русская Мысль» или «Новое Русское Слово») публикацию об этом писателе. Кроме письма, здесь могут быть отрывки из поповского описания его последних дней и похорон (разумеется, без упоминания имени автора), мои собственные какие-то строчки… может быть, что-нибудь твое?… отрывок из его прозы (книга пока еще не дошла до меня, но уже на пути из Нью-Йорка), и очень хорошо было бы получить какие-нибудь фотографии. Пожалуйста, спроси у Попова, не может ли он достать фото. Я помню (не помню только при каких обстоятельствах), что видел в Москве какие-то впечатляющие снимки, особенно один групповой запомнился, среди художников; типичное московское «подполье» (не в большевистском, разумеется, смысле слова).

В письме Женя выражает желание увидеть свою книгу, прежде всего в виде репринта, т. е. со всеми помарками, исправлениями, опечатками и т. д. Я думаю, что «Ардис» это сделает в достаточно короткий срок.

Мне бы хотелось, чтобы Харитонов, не став членом писательского сообщества, оказался одним из его героев. Судьба его мучительна посреди имперских (как он пишет) прущих когорт.

Вкладываю в конверт два экземпляра книги Юры Кублановского. Еще два остаются у меня для следующей посылки. Передай ему при случае от нас поздравления.

От Семена[395] недавно было письмо, и мы порадовались, что наши поздравления дошли до него вовремя. Неделю назад его и Инну приняли почетными членами в Американский Пен-клуб. Слышали ли они об этом?

Вот последние новости для Евг. Козловского (что-то сплошные вокруг Евгении, а?): «Красная площадь» идет в №№ 30 и 31 «Конти»[396]. То, что Горбаневская нам об этом рассказывала в Торонто, прямо скажем, не очень-то мягкого свойства. Роман опять поплыл через Атлантику к нам, так как батька Емельяныч[397] его печатать не будет. Может быть, здесь все-таки найдется издатель, может быть, Эд. Лазанский[398] из Сахаровского Комитета?

Тебе, конечно, Белочка, не нужно утруждаться с этими сведениями, а просто лишь передать все Попову. Его вторая книга будет принята «Ардисом», и это очень хорошо, потому что лучше пока здесь нет издательства для русских.

Все тянется томительно долго, почти как в «Совписе». Перевод, например, «Ожога» даже еще и не появился на поверхность, хотя срок сдачи прошел два месяца назад, да и вообще все эти переводы лишь в редких случаях имеют отношение к литературе.

Со времени отъезда Пика ничего о вас не слышали, да и вообще ничего о Москве, кроме рок-оперы[399] Лен. комсомола в новостях, да подлодочки нашей, захваченной циничными шведами[400].

Нет, вру, еще дошло, что Пастернаков выгнали с дачи[401] и поселили там полнейшее животное по имени Карпов[402]. Правда ли?

Появлялся ли у вас Кит? Есть ли у тебя с ним какой-нибудь контакт? Телефон на Красноармейской один раз ответил, а теперь опять молчит, подозреваю мадам. Получили ли калифорнийские бумаги на подпись? Недели через три в Москву поедет очень симпатичный парень из Кеннан Института по имени Марк. Дам ему ваш телефон, если не возражаете. Как прошла Борькина выставка?[403] Целуем и ждем писем.

Ваши Васи и Майи

Белла Ахмадулина – Василию и Майе Аксеновым

11 декабря 1981 г.

Милые родимые Вася и Майя!

Всякий раз затрудняюсь начать: мое соотношение с вами, во сне и наяву, столь непрерывно, что думаю – на чем же я остановилась? и не думаю, что вы это не знаете. Я и пишу вам чаще, чем отправляю письмо. Обычно это потому, что, выпив или выпивая, сразу же устремляюсь к вам – со сбивчивым перечнем событий и пустот, любви, слез, шуток и пустяков. Порою – всю ночь. Но знаю, что имею право, – лишенной вас, с кем же мне рассуждать и болтать, пусть и в ночном завихрении ума. Но утром, от привычки к трезвому писанью, рву все это не читая, но возымев облегчение: поговорила. Основная же причина моего важного не-письма та, что я все желала привести в порядок стихи, чтобы послать вам, дело нехитрое, да никак до одного стихотворения, утраченного в черновике, не доходят голова и руки. А без него – не хочу, это стихотворение посвящено Васе (то есть и началось как Васино стихотворение), оно про то, как два солдата убили истопника (близ Тарусы).

Но сегодня, скоро уже, я смогу отправить вам письмо, и спешу.

Вася, ты уж знаешь, наверное, про арест Жени Козловского, про обыски у Климонтовича, Лена[404] и Кенжеева[405].

Женька[406] позавчера весь день давал показания (с умом и волей).