«Ловите голубиную почту…». Письма (1940–1990 гг.)

Говоря о романтике, мы не можем не вспомнить самого Плейбоя Номер Один, мистера Хью Хефнера, худощавого джентльмена, часто позирующего в домашних халатах тяжелого щелка. Он не хозяин девушек, а скорее их неизбывный поклонник. Как сказал в свое время поэт:

Спать с женщиной под одеялом,
Какой маневр!
Ведь даже в чем-то самом малом
Она – шедевр!

Созданная Хефнером традиция скорее вызывает в памяти мотивы Фрэнка Синатры (One enchanted evening, Strangers in the night, etc), чем мастурбическую бестолковщину современного «рэпа». Интересно, что даже воинственные американские феминистки, то и дело поднимающие голос против «сексплуатации», отдают должное Playboy в деле преодоления ригидности (и фригидности) пятидесятых годов и в воспевании красоты женского тела. Недоразумения, впрочем, существуют, и в немалом количестве. О них нередко пишет автор рубрики «Мужчины» Эйс Бэйбер. Одна его приятельница как-то призналась ему, что она не решается показывать его статьи своему возлюбленному, поскольку тот, прочитав статью, неизбежно заинтересуется и содержащимися в журнале девушками. Это слишком опасно для меня, сказала она, ведь я же не принадлежу к этому типу молоденьких «зайчиков». Я не соответствую этим меркам и не хочу, чтобы Джо смотрел на молодых женщин таким специфическим образом.

Эйс хотел возразить ей и сказать, что это только картинки, а не реальность и что ребята, в общем-то, понимают разницу, однако не возразил, а только написал об этом в журнале с многомиллионным тиражом, который она не читает.

Интересные отношения порой возникают между авторами этого традиционно антицензурного журнала и сторонниками новомодной системы интеллектуальной самоцензуры, известной в Штатах как «политическая корректность». Тот же Эйс Бэйбер рассказал, как еще одна его хорошая приятельница (у парня, очевидно, совсем неплохие отношения с женщинами) однажды позвонила, чтобы отчитать его за статью о «насилии во время свиданий». Эта тема тогда была почему-то очень животрепещущей, прошу прощения за невольный каламбур. Дама возражала против юмористического освещения серьезной проблемы. Эйс возразил, сказав, что он понимает всю серьезность, однако не исключает и некоторой смешноватости возникающих при свиданиях ситуаций, когда трудно отличить кокетство от нежелания и страсть от грубости.

Он-то просто написал о том, как рискованно сейчас стало для мужчин ходить на свидания, как уязвим теперь мужчина для ложных обвинений. Поневоле подумаешь, что перед тем, как пойти на свидание, надо нанять адвоката, оформить соответствующий контракт, дать своей партнерше по свиданию на подпись несколько юридических бумаг, обеспечить соответствующее наблюдение. Собеседница, однако, отвергла все возражения. Оскорбительно шутить об изнасиловании, сказала она, даже не подумав о том, что они говорят на разные темы. Известно уже многим, что «политическая корректность» не понимает юмора.

С приходом русского Playboy утверждается еще одно инородное существительное нарицательное в словаре русского языка. Пуристы скажут, экая мерзость, наш язык и так уже изуродован этой бесконечной англо-американщиной. Слов нет, язык наш сейчас находится в тяжелом состоянии, но вовсе не от иностранных вливаний. Русский язык как язык огромной равнины на протяжении веков всегда подвергался этим вливаниям, начиная с варягов и греков, продолжая татарами и чудью, поляками и немцами, не говоря уже о французском, который в течение двух столетий был вторым, если не первым языком российской элиты.

Эти вливания не просто обогащали, но во многом и формировали наш современный язык. Угроза идет не от космополитизма, а от сугубо внутренней «хамизации» языка, от исковерканных суффиксов и окончаний, от всех этих «столько много» и от выражений типа «да вы что?», которое сейчас повсеместно употребляется вместо «да что вы?».

В романе о фантастической малой России, возникшей на островном варианте Крыма, среди других как бы немыслимых для русского человека реалий я упомянул и русский вариант Playboy, который выходил на острове под названием «Ходок». Это название, увы, отражает только лишь часть смысла. Другое отечественное слово, которое журнал мог бы надеть как шапку, «Стиляга», к сожалению, давно устарело. Слово «плейбой» не переводится на русский язык, поскольку давно уже в нем существует.

После того как Матушка-Русь отпустила поясок, с цепи сорвались демоны дурного вкуса. Путешествуя по подземным переходам Москвы, Сэйнт-Пита или Риги, видишь немыслимое количество халтурных и дурно пахнущих (нередко в прямом смысле) изданий по «сексухе». С передовых страниц на публику взирают озябшие, с козлиным выражением лиц «трахальщики» и девицы, у которых, как сказал поэт, «кудлы пахнут псиной, бедра крыты кожею гусиной». Дикой толпою сорвались мы, оголодавшие, чтобы нахаваться поскорее. Между тем то, что сейчас предлагается, ничем не лучше, если проводить винную аналогию, чем крепленые «бормотухи» времен «зрелого социализма».