Ловкачи

– Ну это я просто называю сентиментальностью. По-моему, во всех делах нужна прежде всего сила воли, нужен характер, и если ты задумываешься, то мне остается предположить, что ты сам в нее влюблен и потому уехать не в силах.

– Вздор какой!

– В таком случае, если здравый смысл тебе говорит, что я прав, чего ж тебе еще задумываться?

– Я тут уже все наладил, все так хорошо подготовил…

– Да, подготовил для своей собственной гибели, – перебил его Илья Максимович. – Если на то пошло, так Миркова от тебя не уйдет. Умей только до конца нашего дела поддерживать ее хорошими письмами в уверенности, что и ты без нее страдаешь, и я ручаюсь тебе, что в каких-нибудь два-три месяца разлуки она по тебе совсем с ума сойдет.

– Ну, хорошо. А как же после, для получения денег ведь мне надо будет сюда вернуться? – спросил Хмуров.

– Нисколько! Тебе деньги выдадут, где бы ты ни находился. Документы представишь, тебе и в Петербурге уплатят…

– Пойдут еще проволочки!

– Ну нет, брат, не такое это общество, чтобы оттягивать платежи. У французской компании «Урбэн» первое правило: не задерживать ни в чем своих клиентов, избегать всяких процессов и честностью своих расчетов, быстротою уплат делать самому себе наилучшую рекламу.

– Хорошее правило!

– Смеяться, брат, нечего, – сказал Пузырев, – но лучше вникнуть, что только благодаря этому общество «Урбэн» и пользуется такою огромною повсюду популярностью.

– Итак, ты считаешь бесповоротно неизбежным мой выезд из Москвы? – спросил еще раз Хмуров, уже, видимо, вполне склонный к послушанию. – Но куда же, скажи мне на милость, я поеду?

– Как куда? В Питер!

– У меня там столько долгу, столько всяких пакостнейших дел и делишек, что за последнее время я по улице не мог безопасно пройти! – признался откровенно Хмуров.

– Поезжай в таком случае в Варшаву: город хороший, нескучный и, в довершение всего, недорогой.

– Но что я там буду делать? По-польски ни слова…

– И без польского языка обойдешься, – ответил Пузырев. – А ты, брат Иван Александрович, лучше вот мне что скажи: сколько у тебя останется всего в наличности с того момента, как ты мне за страховку отдашь семьсот рублей?

На этот раз Хмуров опять попробовал оттянуть что-либо. Он воскликнул:

– Неужели же мне одному вносить всю страховую премию?!

– Как мы условились, – спокойно отвечал Пузырев, – так оно и будет, конечно. Я же беру на себя все расходы по поездке вдвоем с больным Григорием Павловичем Страстиным в Крым.

– У меня очень мало останется! – уныло заявил Хмуров.

– Да и у меня тоже, – сказал Пузырев. – Только все-таки интересно бы знать, сколько именно, чтобы рассчитать, как ты там в Варшаве можешь жить?

– Проживу как-нибудь!

– Вот видишь, до чего ты скрытен! – укоризненно ответил на это Пузырев. – Где и в чем новое товарищество, если ты постоянно из всего делаешь тайну?

– Никакой тайны! Изволь, я, пожалуй, при тебе сосчитаю.

Он вынул бумажник и выложил на него все свои деньги.

Оказалось две тысячи сто семьдесят рублей.

– Что ж, это прекрасно! – заявил Илья Максимович.

– Ничего нет прекрасного! Я тебе еще из них за страхование должен дать семьсот.

– Ну так что ж? Останется почти полторы тысячи. Кажется, можно на это прожить в Варшаве два-три месяца, не нуждаясь?

– Да, если не держать экипажа, – с прискорбием согласился Иван Александрович.

– А на какой черт он тебе там нужен? Здесь я еще понимаю! Тебе надо пыль было пустить в глаза, а там чем скромнее, тем лучше. Живи, ни в чем себе не отказывая, но и не шуми особенно много. Пошуметь мы еще успеем, – советовал Пузырев.

– Конечно, успеем! – согласился и Иван Александрович.

– В таком случае ты согласен? – спросил Илья Максимович.

– Нечего делать, приходится волей-неволей соглашаться. Теперь пятый час, я поеду к ней как будто ни в чем не бывало, проведу весь вечер с нею, буду строить планы, а завтра пошлю ей пресловутое письмо и уеду…

– С кем письмо-то пошлешь? – поинтересовался Пузырев.

– Думаю, с Огрызковым, – ответил Хмуров. – Есть у меня такой приятель. Сам человек богатый и репутации хорошей.

– Самое прекрасное дело!

Хмуров встал, считая все поконченным, и, пряча деньги в карман, сказал:

– В таком случае до завтра?

– Только постой, ты мне деньги-то, семьсот рублей, за страховку передай.

– Разве это сейчас нужно?

– А то когда же? Ведь завтра до двенадцати ко мне доктор приедет свидетельствовать.

– Я мог бы утром…

– Ну, глупости! Утром ты еще проспишь, да и не все ли тебе равно? – убеждал его Пузырев.

Хмуров нехотя достал снова бумажник и с прискорбием отсчитал семь сотенных. Отдавая их Пузыреву, он сказал:

– Денег уйма уходит, а что-то еще выйдет из этого.

– Положись на меня.

Они пожали друг другу руку и одновременно вышли. Илья Максимович отправился проведать своего больного Страстина, а Иван Александрович помчался в ожидавшей его коляске к Зинаиде Николаевне Мирковой.