Ловкачи

— Перестаньте, пожалуйста! — в негодовании воскликнула она. — Любовь никогда не оправдывала обмана, лжи и коварства! Тот, кто это утверждает, смешивает интригу с высшим чувством, даже недоступным ему. Вы обманом приблизились ко мне с единственной целью меня же обмануть.

— Это обвинение ни на чем не основано, Зинаида Николаевна!

— Нет, оно основано на всем вашем поведении с первого дня нашего знакомства. Вы во всем решительно мне лгали. Позвольте вас спросить, с какой целью? Для чего это было нужно?

Он продолжал держать голову высоко, вполне уверенный, что сумеет себя оправдать, и в ее же тоне повторил:

— А мне позвольте вас спросить, в чем это именно я лгал?

— Во всем, Иван Александрович, от начала до конца.

— Но например?

— Вы лгали мне о своем имении в Тамбовской губернии, которого у вас не только нет, но и не было никогда; вы лгали мне о вашей биржевой игре, которую вы не вели, во всем, в каждом вашем слове были ложь и обман…

— Но позвольте…

— Нет, Иван Александрович, позвольте мне, благо силы явились, — настойчиво перебила она его, — высказать вам все, что из-за лжи этой я перестрадала. Я пережила самое ужасное из всех унижений для женщины, привыкшей себя уважать: я поняла вдруг и бесповоротно, что доверилась и полюбила человека, нарядившегося в чужой костюм. Да. Не смотрите на меня так грозно и вспомните только, что вы во мне потеряли вашей системой лжи и притворства. Если бы в груди вашей билось честное сердце, если бы сердце это было еще способно любить, то вы бы поняли, что любимого человека нельзя обмануть. Вспомните только, чего в вас я искала и нужны ли мне были ваши имения, ваши биржевые спекуляции! Мне нужен был человек, который бы понял меня и дал бы мне самой новую жизнь. И если бы вы пришли и сказали бы мне: у меня ничего нет, кроме любящего сердца и желания нашего взаимного счастья, то я могла бы все простить и благословила бы час вашего признания. Но нет! Вы стыдились вашей бедности, не стыдясь ваших корыстных целей и расчетов. Вы предлагали обман и продолжаете его даже до сей минуты…

— Я продолжаю? — воскликнул он с таким негодованием, что, пожалуй, оно могло показаться за искренность. — Так выслушайте же и меня наконец. Да, я скрыл от вас, что я уже был обвенчан. Да, я притворился безбедным и даже вполне материально обеспеченным, чтобы только иметь доступ к вам в дом. Но я делал это потому, что был безумно в вас влюблен и потерял рассудок… Женщина, с которою меня связывают брачные цепи, погубила всю мою жизнь, отняла у меня то, что я имел, и, как мне ни стыдно в том признаться, она с другим издевалась над моим доверием к ней…

Но вдруг речь его была прервана. Портьера над дверью в соседнюю комнату была моментально отдернута чьею-то смелой рукой, и из-за нее показалась стройная женская фигура, одетая вся в черном.

С Хмуровым чуть дурно не сделалось: он едва не потерял сознание. Перед ним стояла его законная жена, Ольга Аркадьевна, готовая говорить и опровергнуть его гнусную клевету.

XXVIII ОЧНАЯ СТАВКА

Внезапное появление из-за драпировки Ольги Аркадьевны заставило в первую минуту совершенно растеряться почтеннейшего Ивана Александровича Хмурова. Она же смерила его с головы до ног уничтожающим взглядом и потом сказала:

— Повторите еще эту ложь!

Он сразу не сумел совладать с собою и молчал.

Тогда она переступила порог и, подойдя совсем близко к Зинаиде Николаевне, как бы присоединясь к ней, заговорила:

— Вы осмеливаетесь кидать грязью в честных людей, вы еще позволяете себе клеветать на порядочную женщину, когда вам остается только одно: во всем сознаться и отойти, отказаться от намеченной вами новой жертвы.

Он порывался остановить ее, но она настойчиво и смело продолжала:

— Как смеете вы говорить, будто бы я погубила всю вашу жизнь?

— Конечно!

— То есть тем, быть может, что не дала себя обобрать до конца.

— Я никогда не обирал вас.

— То есть вы, вероятно, хотите сказать, что вам оно не вполне удалось? — с удвоенною самоуверенностью продолжала она все тем же тоном. — У меня же, по счастью, на все есть свидетели. Пять минут тому назад вы говорили Зинаиде Николаевне Мирковой, будто я отняла у вас то, что вы имели. Как смели вы возвести на меня подобное обвинение? Все знают и могут подтвердить, что при вступлении с вами в брак я же дала вам тридцать тысяч на уплату ваших долгов…

— Вы только о деньгах и считаете возможным вести беседу, — огрызнулся он. — Я не о них говорил.

— Так не о том ли пресловутом имении вашем в Тамбовской губернии, которого у вас никогда и не было? — с иронией спросила она.

Он молчал.

— Говорите же, что это такое я отняла у вас? — настаивала она.

— Мою свободу! — воскликнул он, как бы сам обрадованный тому, что наконец нашелся. — Вы отняли у меня, бесполезно для самой себя, мою свободу, которая мне дороже всего, так как, не потеряй я ее, вступив в брак с вами, я мог бы сегодня быть мужем другой.

— Но, к счастию, — перебила она его, — этого не случится, ибо честные люди догадались, кто и что вы. Меня вызвали в Москву, и я сочла долгом своим предупредить намеченную вами новую жертву.