– Ну что я говорил! – крикнул Рауль. – Выходит, я еще и виноват!
Он даже скинул пиджак, который мешал ему жестикулировать. Рукава у него были закатаны до локтей, а под мышками желтели влажные от пота круги. Рауль скрестил на груди руки и снова горько усмехнулся.
– Я не сказал, что ты виноват, – возразил Луис – Но ты просто не должен был его оставлять. Кортесар не маленький. Он знает, что делать.
– Сейчас же заткнись, – оборвал его Агустин. – Хватит его подначивать.
Луис на мгновение выпустил руль.
– Да я не подначиваю. Я просто говорю, что если бы он, вместо того чтобы бегать за Кортесаром, остался…
– Да, да. Мы бы тогда не ломали себе голову, и Кортесар уже не маленький ж знает, что делать. Все это ты уже говорил.
– Ну так…
– Ты лучше повнимательней веди машину. По крайней мере никого не собьешь.
– Кто знает… – протянул Луис.
Он сунул в рот сигарету и крепче нажал на акселератор. Наступило молчание, во время которого, казалось, каждый прикидывал размеры катастрофы.
– Что я вам говорил? – вдруг сказал Кортесар. – Я всегда считал, что Давид меньше других подходит для такого дела. Это мог сделать любой другой, но не он. С нашей стороны было идиотством поручить это ему.
Паэс подскочил, словно его кольнули иголкой.
– Тогда почему он согласился? Мы его силой не заставляли. Он добровольно пошел на это дело.
– Нам не следовало принимать его. Он всегда был трусом. Неплохой парень, согласен, но труслив. Ни для кого это не было секретом. Все вы это знали. Мы не взяли Урибе и его не должны были брать.
– Все это очень хорошо, – возразил Паэс. – Но об этом раньше надо было говорить. Когда Агустин предложил его кандидатуру, никто и не подумал возражать. Только я один высказал сомнение, и, если я вру, дайте мне в морду.
Рауль провел рукой по усам и вызывающе сказал:
– Если ты намекаешь на меня, говори ясней. Я не люблю, когда крутят.
Луис скривил губы.
– Я ни на кого не намекаю, – сказал он, – но, если это тебя так задело, значит, у тебя рыльце в пушку.
Этот бесплодный, никчемный спор мог длиться без конца. Мендоса резким движением руки прервал его.
– Луис прав. Я предложил кандидатуру Давида. Я знаю его уже много лет, он мой друг. Мне казалось, что я обязан привлечь ого к этому делу. Он вместе с нами издавал журнал, и я не хотел подвергать его незаслуженному унижению. Я думал, что даю ему возможность проявить себя. Показать, на что он способен. Если бы Давид выполнил задание, то сейчас он сравнялся бы с вамп. Он бы получил боевое крещение, крещение кровью. А так как он провалил дело, ему придется отвечать за последствия.
– Последствия? Какие последствия?
– Это уж мое дело. Я виноват, и я должен исправить свою оплошность.
Автомобиль несся по Абаскалю к новым домам в районе Университетского городка.
– В любом случае, – сказал Кортесар, – даже если бы он и выполнил поручение, его следовало бы допускать только к второстепенным ролям. Останься он на улице, все было бы по-другому.
– У нас у всех были одинаковые возможности, – вставил Паэс. – Мы его не выбирали. Его выбрала судьба.
Они снова отклонились от темы. Кортесар зажег сигарету.
– Ты думаешь, его раскрыли?
Рауль перестал обмахиваться.
– Не знаю! Когда он вышел из дома, то держал револьвер в руке. Я первым делом спросил его, убил ли он старикашку, и он ответил, что нет.
– И все же, – заметил Агустин, – никто не кричал и не высовывался из окон. Если б что случилось, всполошилась бы вся улица.
Раулю никто не возразил: Паэс повернул слишком резко, н колеса завизжали, оставив след на мостовой.
– …За нами никто не гнался.
– Ну так…
– Может, они не осмелились высунуть нос наружу.
– Я думаю, что сейчас полиция уже там, – сказал Кортесар.
– Наверняка вызвали по телефону.
Мысль о том, что полиция, возможно, гонится за ними, взбудоражила всех. Паэс невольно прибавил скорость.
– Может, в вечерних газетах появится заметка о покушении, – сказал Кортесар.
– Кто знает. Иногда они нарочно умалчивают, чтобы не поднимать шума.
– Пока Давиду не взбредет в голову здоровая мысль явиться в такси домой…
– Подумаешь! Установить его личность так же трудно, как найти иголку в сене, – бросил Пазе.
– Кроме того, у них и времени не будет.
Это сказал Мендоса, и Луис обернулся посмотреть на него.
– Что ты имеешь в виду?
Лицо Мендосы выражало полнейшее спокойствие, но его глаза, испещренные красными жилками, лихорадочно бегали по сторонам. Луис невольно вздрогнул.
– Ничего. Ровным счетом ничего.
Снова наступило молчание. Луис в зеркальце наблюдал за лицом товарища, чувствуя, как учащенно бьется сердце.
– Надо купить газеты, – сказал Кортесар. – Спорю на что угодно, старикашка уже наябедничал.
Он обернулся к Анне, которая, с того момента как он сел в машину, не проронила ни слова, и тупо посмотрел на нее. На вытянувшемся, окаменевшем лице застыли ее чуть косящие глаза. Он увидел, как шевелятся ее губы.
– Какой позор…
– Что ты там бормочешь? – спросил Кортесар.
Анна сидела все так же неподвижно и даже не подумала ответить. Она говорила для себя, и губы ее снова прошептали:
– Какой позор…