Сеслав, с болью смотревший на мучения Хмеля, вдруг, не совсем понимая, что делает, опустился на колени рядом. Положил руки на шею умирающего, закрыл глаза и вновь почувствовал, как от него к варягу течет какая-то неведомая мощь, словно вода перетекает из одной крынки в другую. Видимо, это принесло Хмелю облегчение, потому что тот вдруг разборчиво пробормотал: «Спасибо, княжич!» – и спокойно испустил последний вздох.
– Значит, так, парни. – Крыжан осмотрел замерших вокруг кметей. – Не знаю, как вы, а я теперь тем более пойду до самого конца. И не успокоюсь, пока этому ведуну в задницу меч не засуну. Или не сдохну. Все со мной?
Воины кивнули одновременно, без раздумий. Высокий нурман Бруни, правда, при этом что-то сказал на своем хриплом языке.
– Чего он говорит? – спросил десятник у стоявшего рядом Ульвара.
– Он сказал, что тоже с тобой, – перевел тот. – Но сперва подготовиться хочет. Потому что он не боится вообще ничего, кроме черного колдовства.
– Добро. Готовимся к походу, хороним убитых – и двигаем дальше. Местята, прогуляемся-ка чуть в сторону, пошептаться надо.
– Про что говорить будем, Крыжан? – уточнил одноглазый, когда двое варягов отошли шагов на пятнадцать от остальных.
– Ничего мне рассказать не хочешь? – десятник смотрел на старого товарища из-под низко опущенных бровей. – Про мальчишку своего?
– А что не так с ним? – Местята изобразил непонимание.
– Ты давай не играйся со мной! А то я не вижу, что парень не простой. И не случайно у него именно ты наставником поставлен. Чтобы мечом научить работать, можно и кого попроще, не обязательно видящего приставлять.
– Что-то ты больно мнительный стал… – начал было одноглазый.
– Значит, так! – перебил его Крыжан и уперся тяжелым кулаком в грудь Местяты. – Либо ты мне все говоришь как на духу, либо мы по-другому все выясним.
– Ульвара позовешь?
– Если понадобится.
Местята ненадолго замолчал, глядя на десятника, почти не моргая. Потом потер переносицу и кивнул.
– Ладно, расскажу. Ты про мать его, помнится, спрашивал? Так вот – Огнева его мать.
– Кто? – глаза Крыжана расширились. – Огнева? Ведьма?
– Она.
– Да ты охренел, что ли, нефырь старый? Вместе с твоим князем?
– Князя не трожь, Крыжан! Он все правильно прикинул. В Сеславе две крови – ведьмина и княжья. И если кто и может этого ведуна найти и приговорить, то только он. Хотя и у него в одиночку надежд немного.
– Стоп! А это не тот ли ведун, который?.. – десятник красноречиво провел пальцем по горлу.
– Тот.
– Да ты совсем… – Крыжан задохнулся от возмущения. – А парень знает?
– Не знает, – покачал головой Местята. – И для его же блага лучше, если не узнает до поры до времени.
– Да вы правда сказились совсем! Оба! И ты, и князь твой. Это же… – он не смог сразу найти слов. – И я дурак, что с тобой пошел! На золото купился. А мертвецу золото ни к чему.
– Я тебя с собой не звал, ты сам вызвался, Крыжан.
– Ох, недоброе вы с Весеславом задумали, помяни мое слово! Зачем опять лихо будить? – седой десятник обдумал сказанное одноглазым, а потом решительно заявил. – Ладно, отступать теперь точно поздно. Но знай – я за ним присматриваю. И, если что, меня не остановит, что он княжич. И ты не остановишь!
Глава IV. «Перун, отведи!»
Сеслав, не догадывавшийся, о чем говорят старшие варяги, с огромным интересом смотрел на приготовления Бруни – ничего подобного раньше ему видеть не доводилось. Пока кмети обустраивали могилы для четверых погибших, нурман-великан прошелся вокруг, нашел высокий ясень. Осмотрел его, с досадой покачал головой. Как пояснил Ульвар, сидевший на поваленном стволе рядом с княжичем, Бруни недоволен потому, что нужное ему дерево должно быть еще выше, но делать нечего.
– А почему вы с Раудом, – Сеслав кивком указал на третьего нурмана, который дремал неподалеку, – это не делаете?
– Потому что Бруни ошибается, – не задумываясь ответил Ульвар. – Ему это не поможет. Для того чтобы надежно защититься от колдовства, нужен тис, а не ясень, он больше угоден Одину. Но тис в этом лесу не растет. И он должен быть такой высоты, чтобы его увидел Одноглазый со своего трона в Вальхалле. А еще нужна свежая кровь. Лучше всего, конечно, человеческая. Но подойдет еще конь или лось.
Как и большинство нурманов, долго живших на Руси, Ульвар говорил на языке словен очень складно. Только любому было понятно, что это не его родной язык – что-то чужое, холодное, проскакивало в каждом слове.
– А зачем тогда Бруни это делает?
– Потому что верит, что это поможет.
– А ты не веришь?
– Я – нет, – пожал плечами Ульвар. – Я верю в то, что Одноглазый сам решает, когда и кто должен умереть. И просить его бесполезно. Заслужить его милость можно храбростью в бою и отсутствием жалости к врагам.
Бруни в это время разделся донага. Глядя на его мышцы, перекатывавшиеся под бледной кожей, княжич даже позавидовал. Уж кому боги дали мощь – так это ему. Вот бы самому княжичу быть таким богатырем, тогда он столько подвигов совершит, что отец окончательно убедится: Сеслав достоин занимать место рядом с ним.