Ловцы Троллейбусов

Его сын, его напарник куда-то исчез. Дядя Гриша предпочитал работать в одиночку, отказываясь от моей помощи. Возможно, тому были и объективные причины. Что я умел?

Знаешь ли ты, мой единственный друг, что кровлю ни в коем случае нельзя крепить при помощи гвоздей? Любая дырочка – это лазейка для воды.

Стоячие гребешки на стыках загибают деревянной киянкой. О, это особая наука, которой мне не постичь никогда! А дядя Гриша владел ею в совершенстве.

В солнечные дни мы работали до обеда, после полудня зной сгущался, кровля раскалялась, мы спускались вниз. Дядя Гриша коротко кивал на прощанье и удалялся шаркающей своей походкой.

До вечера я бродил по улицам, сидел в скверах на лавочках, толкался в магазинах. Жизнь по-прежнему удивляла меня. Я все еще как бы просыпался, хотя никак не мог выспаться. Иногда мне казалось, я могу постичь ту самую организующую город силу, стоит только понять, вычленить главное во всем этом многообразии окружавших меня связей, Но как это было сделать?

Я находил места наибольшего скопления людей, где и наблюдал за ними. Жизнь вздымалась передо мной, огромная и неохватная, как чертово колесо в парке, куда я часто теперь заглядывал.

Я устраивался у фонтана. Смотрел. Слушал. Вникал. Однажды рядом со мной опустились очаровательная женщина и щупленькая старушка. Из их разговора я выяснил, что звали женщину Вероника. Они ушли, а их место заняли студентики. Он и она. И опять: он называл ее Вероника. А потом в парк, к фонтану старичок привез в коляске внучку. Совсем маленькую. Оказалось, ребенка родители наградили запомнившимся мне именем.

Так мне открылось, что многие люди имеют одинаковые имена, а некоторые – и одинаковые фамилии.

Мы сами запутываем себя, думал я. Зачем человеку имя, которое уже носит другой? И почему не у каждого свое, а одно – для многих? Мы не хотим, мы ленимся подумать и понять и в результате вместо того, чтобы отличать, огрубляем.

Я наблюдал за ребятами и взрослыми, гонявшими на газоне в футбол, и во мне закипало недовольство собой и окружающими: до чего же скудна наша фантазия! Изобрести мяч, а затем лишь варьировать способы его применения – баскетбол, волейбол, ватерполо, мотобол...

А нет, чтобы забыть однажды открытое, отказаться от известного! Придумать что-то совершенно новое!

А с другой стороны, останавливал я себя, не есть ли эта скудость фантазии – стремление сберечь, сэкономить силы для решения гораздо более серьезных вопросов? К чему разбрасываться, придумывать десятки отличных друг от друга имен и игр, если совершенно неясна конечная цель существования? Время ли играть, если столько вопросов не нашли решения?

Но играли, позабыв обо всем и ни о чем не вспоминая.

Что ж, успокаивал я себя, быть может, игра есть необходимое условие нашего развития? Играет волна, играет рыба перед закатом... Играют актеры в театре и музыканты... Играя, мысль сопрягает в одно самые неожиданные предметы и понятия...

Играючи, жизнь продолжается. Это удивительно... и справедливо. Что ж, если много трудностей, то и не жить совсем?

Все-таки поразительное это создание природы – человечество! Исхитрилось «произойти», а затем начало отвоевывать жизненное пространство у лесов и морей. Скоро, кажется, не останется ни воды, ни древесины, а будет сплошная человеческая масса, но она изобретет, чем заменить и воду и лес.

Побеждая, закабаляя землю, человечество не может пока совладать с ней. Земля позволяет нам рыть шахты, бурить скважины, устраивать экспериментальные взрывы, чтобы затем эдак слегка по-вибрировать поверхностью, – и это даже не угроза, а так, напоминание, кто все же хозяин.

Фотографии последствий землетрясения надолго лишали меня покоя. Мне не хотелось думать, что земля, когда мы ей чересчур досаждаем, пытается стряхнуть нас, словно надоедливую мошкару. Мне хотелось верить, что мы ее излюбленные, но не всегда послушные дети. Я бы даже сказал, кощунственно непослушные. Представить только: поселяемся возле вулканов, потому что почва после извержения более плодородна. Вулкан там, в глубине, булькает, гудит. Бьют из-под земли горячие гейзеры. А мы этой горячей водой дома и теплицы обогреваем!

Ох, эти города, вообще все эти постройки! Человечество в своих хлопотах благоустройства напоминает ласточек: лепит строения к выгнутой и, следовательно, малопригодной для этого поверхности земного шара. А шар возьми да надуйся, а то и лопни... Что мы знаем о странностях нашей планеты?

И прискорбно делалось: какая же романтика в таинстве падающей звезды? Кому в голову пришло этим восхищаться, да еще загадывать при этом желание?

Но жизнь не остановить!